Железная коза

– Мать-мать-мать, да кто ж так пакует, скотина! – ухватил предприниматель очередную жертву за волосы и стал носом тыкать в поклажу. – Разве ж я так учил? Мать-мать-мать! Анх, уджа, сенеб!

Тут откуда-то со стороны подбежал мужичок с детскими глазами в солдатской шинельке без погон и, сохраняя безопасное расстояние, крикнул:

– Масса Лахудр, мы вас дожидаемся, в дорогу, так сказать, пора. Или, если вы, так сказать, заняты, верблюдов распрягать?

– Какой, мать-мать-мать, распрягать, когда товары не пакованы?! Небось, половину еще и местное ворье растащило?! – гаркнул масса, трогательный в гневе, как старик рядом с восьмиклассницей в автобусе. – Да запилит шайтан видеокассету твоего будущего.

– Это у них не пакованы, а у нас давно упакованы.

Бизнесмен, наконец, отпустил жертву:

– У кого это, мать, у вас? – есть такой анекдот: "По ржавой водосточной трубе, перебирая лапами и пыхтя от натуги, ползет очень толстый рыжий кот. Вдруг труба начинает падать. Кот, не отпуская лап: «Не понял!» Такое же выражение лица случилось с коммерсантом.

– Да у вас, так сказать, масса Лахудр, у вас. Вы же, так сказать, здесь зря порядок наводите. Это не ваш караван. Так сказать, ошиблись номером. Да выстирает всесильный Тайд-кебаб адреалин из халата ваших мыслей!

– Ты что, мать, хочешь сказать, что я слепой?!

– Да полноте, масса Лахудр, ничего не хочу сказать, только что дальше со скотиной делать, распрягать?

– Я те распрягу! – Лахудр-гирей утер ладонью пот, отряхнулся, изловил цепь с козочкой и пошел в сторону своего каравана. – А вы чего рты раззявили? – он с досады пнул затихающего было работягу. – Сказать толком не могли? Бестолочи!

Мужики виновато потупились.

Но нет, не мог просто оставить коммерсант мясоедов. Передал вдруг свою цепь с ослицей своему мужику, в неожиданном прыжке поймал за бороду одного из чужаков и стал дергать, приговаривая:

– Выходит, мать-мать-мать, кто вас не лупи, вам божья роса? Анх, уджа, сенеб. Ну народец. – Лахудр поймал другого мужика за грудки, разбил нос, пнул по голени третьего. Работяги тараканами кинулись врассыпную. А бизнесмен рвал из забора кол: – Я разбужу в вас пассионарность!!!

Его содержательная, как грязь под ногами, речь тронула бесхитростные сердца.

– Ученый, – с уважением прошептал один из побитых другому, помогая залезть на крышу сарая. – Такое слово с первого раза выговаривает. Пророк оставил на его черепе свои отпечатки пальцев мудрости.

– Эх, нам бы его в начальники. Суров, но за дело стоит, – шепотом поделился другой, пробуя пальцами шатающийся зуб.

* * *

Не трогай святое вегетарианство, и из Лахудра можно вить веревки, ведь имя его значило «подглядывающий не в ту замочную скважину».

– Небось, мясо жрали? – недоверчиво стал принюхиваться предприниматель уже к своим погонщикам.

Ребята кутались в заношенные шинельки вокруг костерка из буржуйской мебели. Остро поблескивали штыки и крепко стиснутые зубы. Скрипели патронташи. Один паренек тоскливо выдувал из губной гармошки скупые ноты песни о верных товарищах. Здесь никого не было старше двадцати. Всем было тревожно, но страха никто не испытывал.

– Разве можно, масса, – глядя в сторону, отвечали сотрудники, – нас от одного вида мяса тошнит.

– А как именно тошнит? – подозрительно прищурил глаза бизнесмен.

– У меня, – сказал один из работников, – внутри все крутит-крутит. А потом – раз, как вырвет, и еще, и еще! – Доложившись, он принялся щепкой ковырять в зубах.

– А у меня, – сказал другой, – вот тут под ложечкой сосет. Свет белый не мил.

– Ладно, – кивнул несколько повеселевший Лахудр-гирей. – Возьмите сию козу, нагрузите, но не сильно. Пусть пообвыкнется.

– Эй, а ты чего собаку дразнишь? – прикрикнул капиталист на приказчика, который пытался ногой присыпать песочком куриную кость. С другой стороны к косточке подбирался худой пес.

– Да вот, масса, от обеда финиковые косточки остались, а эта дура не верит, что люди не мясом могут харчеваться, вот и норовит утащить. Ой, гляди-ка, потащила! До чего собак некоторые хозяева морят!

На самом деле собака была их же, прикараванная, и звали ее (его) Шмарик. Но мужик врал – не боялся, ибо у хозяина было зрение – хуже некуда. Лахудр-гирей периодически жаловался на тупые боли в области глазных яблок, висков, возникающие чаще всего при эмоциональном перенапряжении. Отмечал ощущения полноты и тяжести в глазу, ощущение инородного тела, сопровождающееся колющей болью и слезотечением. Врачи добавляли, что у парня обнаруживается сужение поля зрения, расширение и извитость сосудов вокруг роговицы, мелкая передняя камера, сглаживание рисунка радужки, широкий зрачок.

Где капиталист подцепил вегетарианство, все только гадали, а вот откуда у него глаукома – знали доподлинно. Лахудр-гирей был студентом, пятикурсником-гуманитарием. Более прочих из наук ему давались биолохия, геотрахия и матюкатика. В челноки он сунулся, так как эпоха тяжелая, наукой не прокормишься. И, в общем-то, в душе Лахудр коммерцию презирал, но вкалывал на совесть. В меру сил.