Железная коза

Вдова зарделась, как и положено скромной приличной женщине, когда ей предлагают законный брак. Но, если откровенно, луноликую не грело стать супругой военнослужащих. Наставлять рога целому войску, ясен перец, чревато. Да и вообще, – что значит быть женой военного? Это нудные разговоры о денежном содержании, чинах и гауптвахте, это секс по постоялым дворам, бесконечное свадебное путешествие по захолустным гарнизонам, это негде помыть голову, грязное белье и лишенные фантазии сплетни соседок. Бр-р-р. Спустя тысячелетия, может быть, студентки педвузов и не будут о чем-либо другом мечтать, но это же когда будет.

А с другой стороны, ребята могут пригодиться. И вид их внешний утехи сулит обалденные. Истинно сказал в подобном случае великий мудрец Айгер Ибн Шьюбаш: «Почему мне попадаются только неверные жены? И неужели их мужья ни о чем не подозревают?»

Вдова схитрила:

– Я – женщина передовых взглядов, и формальностям придаю мало значения. Превыше всего я ставлю совет да любовь. Однако эта самая любовь встречается редко, и я боюсь обмана...

– Ну-у-у! – укоризненно загудели сплоченным хором казаки.

– Исполните три моих желания, и я готова поверить.

– Хоть тысячу, без базара, – гаркнула рать, загорелая, как концерный рояль.

– Дураки, я не о сексе, – хмыкнула стройная Ознобушка. – Я хочу, чтобы вы стерли этот городишко с лица земли.

– Плевое дело, – рыкнул бригадир. – Пришел, наехал, отхватил.

Атамана звали Бромолей. Он был отважный, как мизер на второй руке и стойкий, как фаллический символ. Бромолей обладал шикарным мускулистым телом, и поэтому болезни липли к нему с настырностью гурманов. Но только одной болячке повезло. После большой физической нагрузки у командира проявлялись боли в икроножных мышцах и стопах. Однако благодаря загорелости кожи плоскостопие было не очень заметно.

Его глаза пылали огнями Святого Эльма, черты лица были словно высечены из угля, зубы пересекались сталактитами и сталагмитами. Когда заходил разговор о бастующих шахтерах, Бромолей очень возбуждался.

* * *

Уже знакомый читателю таможенный пост, утонувший в душистых зарослях баптизии тинкторины. Тихо. Пока. Не слышно даже изрядно поднадоевшего щебета разных птичек.

Таясь, как клоп, оставивший сзади караван предприниматель Лахудр-гирей по-пластунски подполз к стоя кемарящему у шлагбаума солдатику.

– Эй! – шепотом окликнул часового коммерсант, прекрасно сознающий, что научная рациональность не является лучшей, а тем более единственной формой рациональности.

Часовой всхрапнул.

– Эй! – усилил голос Лахудр-гирей и, чтобы уж наверняка, метнул в дремлющего комок глины. Попал.

Часовой не отделался всхрапом, попадание лишило касатика равновесия и воин, как тень, все быстрее кренясь, рухнул. С места падения послышался очередной всхрап.

На звук из караулки в исподнем выступил синьор Перхучо. Шум застал начальника таможенного поста, когда тот латал прохудившийся майорский мундир.

– Эй! – шепотом окликнул синьора предприниматель. – Сейчас здесь пройдет караван на Мутотеньск-Берендейский, так вы его пропустите.

– Че? – оторопело, словно его повысили в чине, оглянулся отставной майор.

– Тише. Не надо кричать. Враг не дремлет. Пропустите караван, и ладно.

– А кто это говорит?

– С тобой говорит директор катка, – пошутил спекулянт и поднялся из кустов. – Разрешите представиться. Джеймс Понт, агент «ноль ноль тринадцать». Говорите тише, я боюсь нечаянно проглотить ампулу с ядом.

Бесцветные, как полиэтилен глаза Перхучо окрасились багрянцем.

– Джеймс Понт? С секретной миссией? – Что-то такое кроме багрянца притаилось в глазах еще. Но пока было не разобрать.

– Умоляю, тише. Вы погубите всю операцию. И у шлагбаумов бывают уши.

– Ты меня назвал Шлагбаумом?! – возмтился и раздул грудь отставник, словно его попытался поцеловать кто-то нелегкой сексуальной ориентации, или будто вдруг рекрут привел неоспоримые доказательства, что майор является его отцом.

– Да нет же. Это образное выражение. Я просил, чтобы вы не орали. Сейчас здесь пройдет караван. В сторону Мутотеньска-Берендейского. Так вы его пропустите, без досмотра.

– Почему без досмотра? Да угостит тебя своим любимым блюдом священный скарабей!

– В зарослях баптизии могут скрываться мутотеньские шпионы. При досмотре они могут подглядывать.

– Я в детстве тоже подглядывал, а вырос – дослужился до майора, – отрезал отставник.

Показалась вереница верблюдов, отдаленно напоминающая Бруклинский мост. Погонщики вели себя нагло. Рассказывали анекдоты, громко смеялись, жевали батат и сплевывали на родную мордорворотскую территорию.

– Их должен пропустить я? И ладно? И все? – ну прямо не майор спросил, а Мона Лиза.

– Не совсем все, – затараторил оборзевший, как автомеханик, шпион. – Еще вам следует выдать мне тысячу эскудо на разведывательную деятельность. Деньги вернут из тайных фондов.

Синьор Перхучо странно улыбнулся и отслюнявил тысячу, но затем вдруг рявкнул:

– Караван, стой! Груз к осмотру товсь!