Железная коза

— Не мельтеши, — Кощубей положил зеркальце у фикуса, загадочно, как директор общества с ограниченной ответственностью, улыбнулся, вырвал одну волосинку из бородавки на ухе, другую из-подмышки, скрутил их вместе, поджег и произнес нечто десятиэтажное, начинающееся: «А чтоб, мать вашу, вас всех…» Читателю, небось, любопытно, что же там такое произнес колдун?

А ничего особенного. Заклинание. Чтобы от него освободиться (вы помните магическую теорию?) бедному козачеству следует сделать сущий пустяк: одна порция лигитимного секса, но в том-то и коварство чародея, что в заколдованном виде сие бойцам не под силу, да обеспечит их Велес подходящей случаю теорией о смысле жизни.

* * *

— Клянусь любимой страницей из «Слова о полку Игоревом»: не терплю шоколад, — глядя на прокуренных пылью ста дорог, загорелых до черна казаков, молвил старый гриф.

Остальные, сидящие на ветке высохшего дерева, птицы согласно закивали. Выяснилось, что кто-то не любит рыжих, кто-то голубоглазых, а кому-то пофиг.

Солнце проколотым колесом застряло среди серого от перегрева асфальтового неба. Пить хотелось так, что попадись на пути бензозаправка, хлебнули бы высокооктанового. Песок скрипел на зубах ксилитом. Песок превращал скромную одежду в модели Версаче из крокодиловой кожи. Песок простирался до горизонта неубранной после гулянки скатертью. И тем не менее настроение у братанов было безжалостно веселое, словно им удалось заставить вертеться электросчетчик в обратную сторону.

Задай кто-нибудь Бромолею вопрос: «Нет ли у вас ощущения, что в какой-либо иной деятельности вы не успели попробовать свои силы?», получил бы по голове. А ведь самое время было устроить вечер подобных вопросов и ответов. Да научит Белобог наше начальство правильно понимать наши шутки.

— Стоять! Привал! — скомандовал Бромолей.

Предвкушая, какая ее ожидает пылкая ночь, княгиня Озноба, хлопая ресницами, как мотылек крыльями, зашла за бархан по зову организма. О, пресвятой Ниян,[17] спаси и предохрани!

Справилась. Вышла из-за бархана.

А войска-то и нету. Нет войска, а вместо него пустыня усыпана огромными жирными… Огромными жирными лоснящимися на солнце пенисами. И яйца, как в фильме «Легенда о динозаврах». Сколько солдатушек было, столько теперь этих пенисов валяется. И каждый размерами с человека. Так что, выложи их в одну линию — получится газопровод «Дружба».

Подходит ошарашенная, оторопевшая, огорошенная, рот бубликом, княгиня, вдова по электорату, ближе. И что же? Скраю у каждого «предмета» в кудрях, как в малиннике, по маленькому человечку шевелится. О, пресвятая Исида, все человечки узнаваемы! Вот этот — уменьшенная копия Ай-Булака, чьи стихи звучали сладкой песней он еще так забавно ловил ртом сосок — как рыба воздух; а тот — Сумбурун, сторонник вычурных поз; а вон Ухум Бухеев, возбуждавшийся от малейшего касания, как противоугонная сигнализация. Словно ребята, со своими прибамбасами местами и размерами поменялись.

Вдова рвет на себе волосы, катается по песку — это менее больно, чем рвать волосы.

Догадывается вдова, чьих рук дело. Видать, никто ей не поможет трон вернуть. Видать, самой надо. А она же — слабый пол. Ох ты, доля женская, ох ты, доля тяжкая.

Но, чу! То не сотовые телефоны зазвонили, то не чайники на кухнях закипели, то в душе героини переворот великий наступил. Треснули старые идеалы, как танкер на большой волне. Поняла вдова, что не с тем начальным капиталом вступила в биржевую игру. И улыбнулась мучительно страшно.

И настолько нелицеприятное у нее произошло выражение лица, что у голодных песчаных птичек отпал аппетит.

— Что я, воробей, червяков клевать — старый гриф покачал головой удрученно.

— Ха! — каркнула ворона. — Он мне рассказывает. Это же мероприятие, о неизбежности которого говорили еще большевики. Реформа армии.

* * *

Лишь миновала опасность казачьего нашествия, секретарь вновь предался дурному настроению. Ну почему я до сих пор никого не полюбил? — думал он. И почему меня до сих пор никто? От горничных только и слышу: «Нет». Не в деньгах счастье. Зря я живу в мире чистогана, дедушка меня бы не одобрил. Порыва мне не хватает, что ли, вдохновения. А вот будь я творческой личностью…

Как позволял себе двусмысленно пошутить непременный Айгер ибн Шьюбаш: «Зачем вы — девушки?»

— Ой, уважил так уважил, — довольный, как удав, колдун хлопнул Пурилиса по чесучовому плечу. — Проси что хочешь за верную службу. Хочешь, я для тебя превращу Баяна Корытыча в бобра и отправлю плотины строить? Или Беломор-канал? Пусть подавятся тетерева печали зерном твоего хорошего настроения.

— Ну зачем же Баяна Корытыча в бобры?

— Правильно. Лучше Копчика Одоленьского в петуха, и на скотный двор! — колдун пробубнил заклинания, вырвал волосинку, то да се, прищелкнул пальцами. Через замочную скважину отчетливо донесся жалобный удаляющийся петушиный крик. Этот звук напомнил боевой клич восставших против тирании фламандцев, чьи подвиги были высокохудожественно описаны в прекрасной книге «Легенда о Тиле Уленшпигеле».

— Ну зачем же жреца-волхва на скотный?! — охнул запоздало секретарь.