Железная Маска

Сен-Мар поклонился. Он вздрогнул при мысли о том, как заключенный встретит визитера, и подумал, что следовало бы, пожалуй, сообщить о своем жестоком отношении к заключенному. Но вместо этого он отошел в коридор, как ему было приказано.

Граф вошел и почти сразу же лицом к лицу столкнулся со своим ненавистным соперником.

Его охватило сильнейшее волнение. В присутствии того, чье лицо, покрытое железом, выглядело скорее угрожающим, чем страшным, он осознал подлость, совершенную им.

— Добрый день, господин граф, — приблизившись, приветствовал его монсеньер Людовик. — Милосердное деяние навещать заключенных.

— Политика — жестокое занятие… — ответил визитер. — Но поговорим о тебе, о твоей судьбе и о том, как сделать ее более… сносной.

— Ах! Ты так говоришь, словно жалеешь меня. Верно? Я благодарен тебе, господин граф, хотя это чувство является запоздалым. Разве неверко, как ужасно должен страдать изгнанник, изолированный от себе подобных, чье проклятое лицо должно скрываться за железной маской?

— Пожалуйста, успокойся.

— Успокоиться, говоришь? Ты пришел, чтобы выслушать меня, сударь, так слушай… Если я не могу показать тебе свои черты лица, то хотя бы посмотри состояние моей души, полной горечи и злобы, год за годом накапливавшихся во мне.

— Если ты не замолчишь, я стукну в дверь.

— Не стукнешь. Если ты это сделаешь, то клянусь честью дворянина, один из нас не выйдет отсюда живым.

Одновременно с этими словами монсеньер Людовик встал между графом и выходом из камеры.

— Ты боишься моего лица, — продолжал узник. — Мое лицо преследует тебя в кошмарных снах и доказательством этого является то, что ты захотел сам удостовериться, существует ли еще, несмотря на мои страдания, наше необыкновенное сходство. Вот почему ты здесь и совсем не для того, чтобы облегчить мои невзгоды. Когда сочувствие проявляется очень поздно, оно не вызывает доверия. Страх, а не чувство гуманности — вот что привело тебя.

— Чего же ты требуешь?

— И ты еще спрашиваешь? Я хочу потребовать от тебя отчета за подлость, преследования и убийства. Жизни тех, кто любили меня, были принесены в жертву твоей ненависти. Они взывают о мщении. Ах, господин граф де Марли, титул короля Франции сделался очень тягостным, если ты не осмеливаешься воспользоваться им в моем присутствии! Ты поступил неосторожно, явившись к человеку, которого ты считал бессильным и отчаявшимся… Теми же самыми руками, обезоружившими тебя несколько лет назад, я задушу тебя, как зверя, господин фальшивый король Франции.

Раскинув руки и растопырив пальцы, монсеньер Людовик был готов броситься на своего соперника, который под градом обвинений едва сдерживался от бешенства. Услышав последние слова, граф де Марли, бледный от возбуждения, воскликнул:

— ТЫ прав, проклятый! Одного из нас должна поглотить земля. Подходи, я проткну твое сердце этим кинжалом.

И Людовик XIV, слепой от гнева и бешенства, выхватил из-за пояса длинный и острый стилет и взмахнул им над головой.

— Трус! — крикнул монсеньер Людовик. — Ты считаешь себя достаточно сильным, потому что имеешь оружие. Но ты забыл, что я произошел от бога и от матери!

Монсеньер Людовик бросился на короля. Одной рукой он схватил его за горло, а другой — за запястье руки, в которой тот держал стилет.

И между ними завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Вцепившись друг в друга, задыхаясь и не издав ни звука, они повалились на ковер. Людовик XIV, полузадушенный, бешенно отбивался. Он сделал неимоверное усилие, монсеньер Людовик ослабил хватку и оказался под своим противником.

Под железной маской ему не хватало воздуха. Кроме того, несчастный пленник, ослабевший в заключении, не мог долго сопротивляться такому мужчине, как Людовик XIV, который с малолетства занимался упражнениями и благодаря этому находился в отличной физической форме.

Побежденный монсеньер Людовик оказался во власти своего неумолимого противника. А тот, опершись коленом ему на грудь, медлил. Наконец Людовик XIV издевательски расхохотался, поднял кинжал и крикнул:

— Требуй теперь своего права у бога и у матери. Давай, проклятый, молись! Это последняя милость, сейчас я тебя убью.

— Вы очень торопитесь, сударь, — раздался чей-то голос. — Тысяча чертей! Дайте людям отдышаться, прежде чем вы испустите последний вздох.

И в тот же миг сильные руки протянулись к Людовику XIV, отобрали кинжал и, несмотря на сопротивление, повалили на пол.

С того самого момента, когда Фариболь, подвешенный под потолком вместе с Онэсимом, наблюдал сцену, в которой Сен-Мар и Мистуфлет с телом Сюзанны покинули подземелье, прошло несколько часов. Напрасно они ожидали возвращения своего товарища. Фариболь забеспокоился. Он спустился в зал воронок и очень взволнованный уселся в углу.

Онэсим молча стоял перед ним. Наконец Фариболь стукнул кулаком по колену и воскликнул:

— Тысяча молний! Мистуфлет не вернется. Боюсь, мы попали в мышеловку.

— Как, маэстро! Вы предполагаете…?