Железная маска. Между историей и легендой

Во всяком случае, этих арестованных окружала величайшая тайна. Даже генерал-лейтенант де Тессе, который должен был обеспечить эскорт и компенсировать расходы, связанные с переездами, не имел права осведомляться о них. Вскоре драгунский офицер мсье де Мезонзель сообщал государственному секретарю о том, что возглавляемый им конвой отправился в путь. «В данный момент, — писал он 7 апреля, — я отправляюсь обеспечивать сопровождение четверых государственных заключенных, содержавшихся в цитадели Пинероля; я буду сопровождать их до Бриансона, а затем передам под ответственность господина де Ла Прада, коменданта цитадели, в распоряжении которого имеются офицеры и двадцать сержантов на конях, выделенных графом де Тессе из числа личного состава гарнизона, чтобы обеспечивать сопровождение [заключенных] на острова».[108]

В этом письме, в отличие от предыдущих, говорится о четверых заключенных, а не о троих, как утверждали Людовик XIV и Барбезьё. Однако все правильно: вместе с Руссо, слугой Маттиоли, как раз и получается, что в донжоне содержались четверо заключенных! Удивительно и другое: Мезонзель говорит об эскортировании группы, тогда как инструкция предусматривала сопровождение заключенных по одному. Впрочем, факт существования четверых заключенных усиливает абсурдность королевского приказа: в этом случае предстояло преодолеть почти пятьсот лье (около двух тысяч километров)! Все четверо сперва были вместе доставлены в Бриансон, где Ла Прад принял их под свою ответственность. Комендант, убоявшись длительности предстоявших переходов, поделил их на две группы, так что вместо четырех надо было совершить два путешествия: первое, по всей вероятности, с Маттиоли и его слугой, а второе — с Ле Бретоном и Эрсом^{25}. Эти две поездки совершались верхом на лошадях, причем арестованных крепко привязывали к седлу, без каких-либо портшезов. Продолжались же поездки, видимо, десять дней каждая, не считая обратного пути. В первых числах мая все благополучно прибыли на остров Святой Маргариты.

Спустя менее двух лет, 6 января 1696 года, Сен-Мар, отчитываясь перед Барбезьё в том, как он обращается со своими узниками, впервые употребил выражение старый заключенный, под которым, как мы знаем, подразумевается будущий человек в маске, содержавшийся в Бастилии. Вот это весьма важное письмо:

«Монсеньор, вы приказали мне доложить вам о том, какие меры предосторожности принимаются в отношении заключенных, когда я отсутствую или болен.

Двое моих лейтенантов в установленное время подают им еду, как это очень часто до сих пор делаю я, когда чувствую себя хорошо. И делается это, монсеньор, так. Любой из моих лейтенантов берет ключи от камеры моего старого заключенного, с которого обычно начинают; он отпирает трое дверей и входит в камеру заключенного, который учтиво вручает ему блюда и тарелки, сложенные стопкой, после чего лейтенант выходит, чтобы передать их одному из моих сержантов, чтобы тот отнес их на стол, стоящий в двух шагах оттуда, где второй лейтенант тщательно проверяет все, что попадает в тюрьму и выходит из нее, в частности, осматривает посуду, не написано ли на ней что-нибудь; затем проводится осмотр постелей, оконных решеток и всей камеры, а иногда и самого заключенного; после этого его вежливо спрашивают, не нуждается ли он в чем-нибудь, запирают двери и переходят к другому заключенному, чтобы проделать все то же самое».

Тому, кто знаком с внутренним устройством Королевского форта, этот текст совершенно понятен: упомянутые лейтенанты и сержанты выходили из караульного помещения, располагавшегося непосредственно у входа. Они брали ключи от камер, отпирали первую окованную железом дверь, находившуюся слева, входили в сводчатый коридор (который по воскресеньям служил часовней). Там стоял стол, на котором находились посуда и столовое белье. Камера старого заключенного была одной из первых, построенных внутри крепости. Она, по установившейся традиции, располагалась слева. Чтобы войти в его камеру, надо было, как и в наши дни, открыть двое других дверей, также окованных железом. Отметим, что заключенному никто не прислуживал. Он сам складывал стопкой блюда и тарелки. За всем следили два лейтенанта из роты вольных стрелков. В камеру мог зайти только один из них: не «любой из лейтенантов», как можно было бы подумать, судя по письму, а только первый лейтенант роты, то есть до 1692 года Ла Прад, а затем сержант Розарж, к которому перешла эта обязанность. Гийом де Формануар, назначенный лейтенантом в 1693 году вместо де Буажоли, всегда держался в стороне от непосредственного обслуживания заключенных.[109] Следует отметить, что в своем письме министру Сен-Мар не упоминает о различиях в режиме содержания старого заключенного и прочих узников.