Железная маска. Между историей и легендой

Тем временем Людовик XIV решил улучшить положение Фуке и Лозена. 1 ноября 1677 года Лувуа разрешил им через день и порознь прогуливаться внутри крепостных стен по два часа. Во время этих прогулок им разрешалось разговаривать и развлекаться с офицерами цитадели. Король уже не испытывал прежнего недоброжелательства по отношению к Фуке. Что касается Лозена, то и ему решили облегчить условия тюремного заключения, поскольку государь с мадам де Монтеспан очень хотели заполучить для герцога дю Мэн, родившегося в 1670 году, обширные владения королевской кузины. Эти меры распространились и на слуг, которым с 27 ноября по распоряжению Лувуа разрешалось сопровождать на прогулках своих хозяев.[186] Разумеется, Фуке и его слугам запрещалось выходить за узкие пределы крепостной стены, разумеется, Сен-Мару приказано было лично, во главе вооруженного эскорта, сопровождать заключенных, однако в жизни Эсташа произошла важная перемена. Министр доверил тюремщику самостоятельно определять характер этих прогулок.[187]

Этот режим сохранялся более года, пока не воспоследовали новые меры по его либерализации. 23 декабря 1678 года Лувуа направил Сен-Мару следующую любопытную депешу: «Посылаю вам мое письмо для мсье Фуке, которое, как было угодно королю, вы должны передать адресату в запечатанном виде, в каком и получите его; отныне вы должны будете доставлять в комнату Фуке чернила, бумагу, печатку и испанский воск, чтобы он мог по собственному усмотрению писать письма, которые вы будете пересылать мне в запечатанном виде. Поскольку (зачеркнуты слова: я, возможно, напишу еще ему касательно данного вопроса…) королю угодно было, чтобы он впредь писал мне, как только пожелает, вы должны давать ему столько бумаги, чернил и испанского воска, сколько он потребует. Вы должны оставить ему печать, которой он воспользуется, чтобы написать мне в первый раз. Всегда, когда он будет давать вам письма, запечатанные или открытые, предназначенные для меня, вы должны будете пересылать их мне в том виде, в каком он передаст их вам». Перед подписью Лувуа добавил своей рукой: «Таково намерение короля».[188]

Что еще за новая тайна? К счастью, до наших дней сохранилось секретное письмо, адресованное Фуке и датированное тем же числом, содержание которого Сен-Мар, должно быть, не знал: «Мсье, с большим удовольствием исполняю распоряжение, полученное мною от короля, и сообщаю вам, что Его Величеству угодно в самое ближайшее время существенно облегчить условия вашего тюремного содержания, однако, поскольку он хотел бы сначала узнать, не рассказывал ли упомянутый Эсташ, которого вам дали в услужение, другому вашему слуге о том, для него он употреблялся до того, как попасть в Пинероль, Его Величество велел мне спросить об этом у вас и сообщить вам, что он ожидает, что вы без малейшего колебания передадите мне всю правду, касающуюся вышесказанного, с тем, чтобы он мог принять меры, какие сочтет необходимыми, в отношении упомянутого Эсташа в зависимости от того, что тот рассказал своему товарищу о собственном прошлом. Его Величество надеется, что вы частным образом ответите на это письмо, не уведомляя о его содержании мсье де Сен-Мара, которому я передал, что королю угодно, чтобы вам давали столько бумаги и чернил, сколько вы пожелаете, чтобы иметь полную возможность частным образом писать мне все, что вы сочтете нужным; прошу вас передавать ему все ваши письма в запечатанном виде, для чего вы можете оставить при себе печать, которую я велел передать вам. Искренне разделяю с вами радость, которую должно доставить вам сообщение, содержащееся в начале письма…»[189]

Странная процедура, диковинная скрытность! Из процитированного письма следует, что оказанная милость предполагает со стороны заключенного лояльное сотрудничество. Министр желает знать, не говорил ли «упомянутый Эсташ» чего-либо «о том, для чего он употреблялся» прежде. Деликатным образом он допытывается, не сообщал ли ему заключенный частным образом что-либо о своем деле? Во всяком случае, самому Фуке, который и без того являлся обладателем многих государственных тайн, Лувуа доверяет, однако у него вызывает беспокойство другой слуга, Ла Ривьер. Знает ли он что-нибудь? В XVII веке не любили маленьких людей, знавших слишком много! Считалось, что они более болтливы и неразумны, чем люди, занимающие высокое положение в обществе. Честность и порядочность, как полагали, дает происхождение. Лувуа обращается к Фуке как к равному: он просит его ответить со всей откровенностью, сколько и чего успел рассказать Данже. Бывшему министру Фуке можно говорить все и причем так, чтобы не знал Сен-Мар. Это, может быть, и есть самое удивительное в данном деле: создается впечатление, что нынешний королевский министр и министр бывший, ныне заключенный, действуют заодно.