Железная маска. Между историей и легендой

В годы революции не забыли волнующий образ графа де Вермандуа, о котором напоминали «Секретные мемуары для написания истории Персии». В момент падения одиозной крепости некий пожелавший остаться неизвестным журналист опубликовал «Достоверный сборник из многих рукописей, найденных в Бастилии, один из которых специально касается человека в железной маске…». На тридцати двух страницах этой подборки история графа де Вермандуа занимает немало места. В частности, там приводится текст рукописи, найденной «в стене третьей камеры башни Бертодьер». Документ начинается так: «Я Луи Бурбон, граф де Вермандуа, великий адмирал Франции. Ветреность довела меня до тюремной камеры крепости Пинероль, откуда я попал на остров Святой Маргариты, а затем в Бастилию, где, вероятно, и закончу дни своей печальной жизни…» Другая подборка, появившаяся чуть позже, также трактует эту душещипательную историю под названием «История сына короля, узника Бастилии, найденная под развалинами этой крепости». Она пользовалась известным успехом и даже была на следующий год издана по-немецки в Нойвиде, близ Кобленца. В отличие от «Секретных мемуаров для написания истории Персии», в которых говорится о страданиях Людовика XIV, вынужденного подчиниться требованиям государственного интереса, эта брошюра представляет его как бесчеловечного и жестокого отца^{65}.

Тем временем появлялись новые версии. Так, в номере за 13 августа 1789 года «Досугов французского патриота», газетенки, быстро прекратившей свое существование (видимо, по причине того, что в тот год у патриотов не стало досуга!), был опубликован документ, опровергавший версию о Вермандуа: «Вот факт, который, хотя и опирается на одну-единственную карточку, случайно захваченную в Бастилии вместе с другими бумагами любопытным человеком, представляет собой доказательство, позволяющее окончательно решить сложную проблему, до сих пор не поддававшуюся разрешению. На карточке стоит номер 64 389 000 (уму непостижимое число) и имеется следующая заметка: "Фуке, прибывающий с острова Святой Маргариты, с железной маской на лице". Далее Х…Х…Х… И внизу: Керсадион». Эта новость была перепечатана Мараданом под названием «Человек в железной маске раскрыт на основании заметки на карточке, найденной в Бастилии». Далее говорилось, что в подтверждение этой идентификации Бриссо де Варвиль, будущий предводитель жирондистов, сумел прочитать несколько строк из «Оды нимфам долин» Жана де Лафонтена, выгравированных на засовах и запорах третьей камеры башни Бертодьер. Хорошие у него были глаза! Некий Гранже, книгопечатник с улицы де ля Паршминри, заработал на этой брошюре немалые деньги.

Сенсацией стало открытие 22 июля 1789 года скелета человека в железной маске (да, да, не меньше и не больше!) в одной из камер Бастилии, которую не отпирали три четверти века. Он находился там с «цепями на шее, на ногах и руках», ожидая своих «освободителей», как гласила подпись под гравюрой, на которой все это было изображено. Другая гравюра той эпохи еще более символична: это была аллегория, изображавшая узника в доспехах, надевающего лавровый венок на голову женщины, олицетворяющей собой Свободу и стоящей перед закованным в цепи Людовиком XVI. Комментарий к гравюре гласил: «Человек в железной маске, освобожденный от своих оков, приветствует Республику!» Итак, революция освободила человека в железной маске! Персонаж, отныне ставший достоянием мифологии, узник мсье де Сен-Мара рассматривался теперь, больше чем когда-либо, в качестве воплощения мученика, жертвы полицейского режима. И это в то самое время, когда на публике красовался Латюд, герой, вырвавшийся из тюремного ада Старого режима.

Еще одну версию выдвинул Дора-Кюбьер, «гражданин и солдат», в брошюре, вышедшей под заглавием «Рассказ о путешествии, совершенном в Бастилию 16 июля 1789 года, адресованный мадам де Г… де Баньоль». Здесь речь шла о брате-близнеце короля (наконец-то!), рожденном 5 сентября 1638 года, как раз во время королевского ужина. Идея была гениальная, чреватая великим будущим, и остается лишь сожалеть о том, что родилась она не у Вольтера. Сколько появилось бы тогда замечательных стихов о трагическом замешательстве врачей и акушерок, о панике, охватившей королеву, о растерянности короля и Ришелье, ибо салический закон не предусматривал рождение близнецов!