Железная маска. Между историей и легендой

Эти слова, на скорую руку нервно приписанные самим Лувуа, еще раз, если в этом есть необходимость, доказывают, сколь неестественно большое внимание министр уделял поступкам Эсташа. О чем идет речь? Здесь есть какая-то тайна, в которую пытаются проникнуть историки. Морис Дювивье и Марсель Паньоль считают, что Фуке был отравлен.[208] Паньоль уверен, что преступление совершил Сен-Мар по наущению Людовика XIV… Ничуть не бывало! Очевидно, что эта гипотеза несостоятельна. Бывший министр уже никому не мешал, а кроме того, яд — оружие слабых. Да и в конце концов, если хотели физически уничтожить его, то для чего ждали целых девятнадцать лет?

Объяснение Мориса Дювивье более изобретательно. По его мнению, не кто иной, как таинственный слуга манипулировал с упоминавшимися веществами, дабы изготовить яд. Но он был лишь простым исполнителем. Надо искать настоящего виновника. Подозрение падает на двоих: на Лозена, который поссорился с Фуке и решил устранить его, чтобы иметь возможность беспрепятственно ухаживать за его дочерью Мари Мадлен, и на Кольбера, который, опасаясь выхода на свободу своего старинного соперника, выбрал радикальное средство для его устранения, пока еще было для этого время. Лозен был хитрым, жестоким, злым человеком, но все же не настолько, чтобы отравить отца той, в которую он безумно влюбился и на которой хотел в один прекрасный день жениться. В результате смелой психологической реконструкции Морис Дювивье склоняется ко второму варианту, делая его одной из центральных тем своей книги. «Можно, я полагаю, сделать вывод, — пишет он в конце главы под названием «Великий виновник», — что легендарный секрет Железной маски заключается в отравлении Фуке по наущению какой-то важной особы».[209] Однако этот своего рода детективный роман не имеет под собой надежного основания. Даже если предположить, что Кольбер узнал о существовании Эсташа в тюрьме Пинероля (что само по себе далеко не факт), я не могу представить себе, как удалось ему наладить контакт с этим человеком, за которым, не спуская глаз, следил Сен-Map, и какими доводами он сумел склонить его к отравлению своего хозяина? Данже знал, что у него нет ни малейшей надежды на освобождение, так не отвечало ли его собственным интересам как можно дольше сохранять свое положение заключенного-слуги и постараться, чтобы о нем забыли? Гораздо более обоснованным было бы предположение, что Фуке тяжело болел, о чем свидетельствуют приходившие ему из Парижа в Пинероль посылки с лекарствами, а также записи о выплате денежных вознаграждений врачам, о чем, вероятно, не знали наши современные Шерлоки Холмсы, господа Дювивье и Паньоль^{41}. В марте 1680 года Фуке был совершенно больным человеком и находился на пороге смерти. Достаточно было сердечного приступа. Мадам де Севинье говорит о конвульсиях и болях в сердце, а «Газета» писала об апоплексическом ударе. Нет нужды искать в яде объяснения столь предсказуемого исхода.

Итак, что же это были за странные вещества, о которых говорит Лувуа? По всей вероятности, Данже изготовил симпатические чернила и собирался, по договоренности с Фуке, который мог практически свободно передвигаться по крепости, отправить несколько секретных писем. Может, опальный министр просто хотел сообщить своим близким, которые не имели от него вестей уже в течение десяти лет, о своем жалком положении? Известно, что Фуке в самом начале своего пребывания в Пинероле уже изготовлял такие чернила, видимо, на основе лимонного сока. Страстно увлекаясь химией, он устроил в своей комнате небольшую лабораторию, в которой изготовлял эликсиры и снадобья по рецептам своей дорогой матушки, Мари де Мопу: из сока «венгерской королевы», горького цикория, из сиропа цветов персика, из вишневого вина. Вполне можно предположить, что в кармане Фуке Сен-Map обнаружил флакон с симпатическими чернилами и некую записку, позволяющую идентифицировать личность виновного. После потайного хода еще и тайная переписка! Той весной 1680 года на Сен-Мара сыпались сюрприз за сюрпризом! Оплошность была велика. Этим, вероятно, объясняется медлительность, с какой тюремщик исполнял распоряжение Лувуа. Страх получить суровый выговор парализовал его волю на несколько недель. Однако реакция Лувуа оказалась менее свирепой, чем следовало ожидать. Хотя министр и полагал, что и на этот раз беду можно было бы предупредить, однако не стал отчитывать своего тюремщика слишком строго, лишь выразив свое недоумение по поводу того, что слуга смог так легко достать необходимые вещества, и с откровенной иронией заметив Сен-Мару, что он «далек от мысли», что тот «сам дал ему их».

Для двоих бывших слуг Фуке надежда на освобождение улетучилась навсегда. Эсташ начинал свой долгий путь по тюрьмам в качестве таинственного заключенного, и в конце его ждала общая могила на кладбище прихода Святого Павла.

Глава 6 ГИПОТЕЗЫ