Железная маска: между историей и легендой

Что же совершил этот «законченный мошенник», чтобы заслужить столь суровое заключение? Вероятно, это был один из тех алхимиков, в большей или меньшей степени мошенников, которые спустя несколько лет будут в большом количестве проходить по так называемому делу отравителей, один из тех искателей философского камня, которые утверждали, что «обладают важными секретами». Похоже, что этот шарлатан злоупотребил доверием многих придворных дам. Один итальянский авантюрист, в то время находившийся во Франции, Прими Висконти, рассказывает в своих «Мемуарах», что мадам де Монтеспан, весьма ревниво относившаяся к красоте принцессы Марии Анны Вюртембергской, нашептывала монарху, будто та имеет половые сношения с этим монахом-алхимиком. «Я никогда не слышал, чтобы хоть что-то было между мадемуазель Марией Анной Вюртембергской и этим монахом, — добавляет Прими, — напротив, ходили слухи, что последний постоянно обретается у мадам д'Арманьяк, в конце концов оказавшись в тюрьме как мошенник».[35]

Сперва его, по распоряжению супруга названной дамы, Луи де Лоррен, графа д'Арманьяк, обер-шталмейстера Франции, отправили в Пьер-Ансиз в Лионе. Затем король распорядился возвратить его в Париж, как следует из письма, отправленного им 17 января 1673 года архиепископу Лионскому.[36] Что за сим последовало — неведомо, но, как бы то ни было, спустя пятнадцать месяцев наш монах уже томился в тюремной камере Пинероля. Этот монах, предпочитавший салоны прекрасных герцогинь суровой простоте монашеской кельи, был низвергнут с больших высот. Очень скоро его здоровье пошатнулось, а рассудок помутился. Он испускал страшные вопли, отравлял зловонием камеру, проклинал своих надзирателей. Лувуа в какой-то момент даже забыл, как его зовут. «Кто этот сумасшедший, сидящий, как вы мне сообщали, в одной камере с господином Дюбреем?»[37] — писал он Сен-Мару. Когда его память была освежена, он порекомендовал средство, обычно применявшееся в королевских тюрьмах для исцеления расстроенных умов: «Поскольку угроза, которой вы подвергли заключенного, сидящего с Дюбреем, возвратила ему рассудок, повторяйте ее время от времени, и хотя первая попытка исправила его слишком радикально, в конце концов с помощью этого средства вы сделаете его более разумным, чем вы его когда-либо видели».[38]

Вот такой цинизм. Сен-Мар, беззаветно преданный Лувуа, но желавший оставаться добрым католиком, однажды, вопреки угрызениям совести, взгрел священника. Хозяин не счел за труд успокоить его: «Хочу разъяснить вам, что тот, кто карает священников, невзирая на их положение, рискует быть отлученным от церкви, однако позволительно наказывать священника, поведение которого заслуживает осуждения».[39]

Граф Маттиоли, итальянец из Болоньи, о котором в дальнейшем еще пойдет речь, участвовал вместе с аббатом Эстрадой, послом Франции в Венеции, а затем в Турине, в секретных переговорах, касавшихся проекта утверждения французов в Северной Италии. В 1678 году был подписан договор с Людовиком XIV, но в момент обмена ратификационными грамотами Маттиоли, тайком улизнув, отправился продавать секрет этих переговоров герцогине Савойской, а заодно представителям Испании, Империи и Венеции. В Европе подняли шум. Можно представить себе, в какую ярость пришли в Версале, узнав, что их так одурачили. Предателя удалось заманить в ловушку, устроенную аббатом Эстрадой, в то время исполнявшим обязанности посла в Турине, и Николя Катина, бригадиром от инфантерии. Маттиоли был арестован и препровожден инкогнито в башню Пинероля.

Мало что можно сказать о слуге Маттиоли, задержанном спустя два дня после ареста хозяина, сообщником которого его считали; служебная переписка, впоследствии опубликованная, позволяет дедуктивным методом установить его имя — Руссо или Ле Руссо; возможно, это французское видоизменение итальянского имени (Россо?). Не исключено также, что это вообще прозвище, поскольку в то время слуги чаще всего наделялись прозвищами.

Заключенные, фигурирующие в финансовой документации и в переписке как «господа из нижней башни», в действительности были слугами Фуке. После смерти хозяина их заперли в камере, поскольку был обнаружен лаз в камине, через который Фуке, Лозен и их слуги могли общаться без ведома тюремщиков. 8 апреля 1680 года Сен-Мар получил приказ распустить слух, будто слуги Фуке освобождены, постаравшись, чтобы в это поверил, в частности, Лозен. Какими секретами обменивались обитатели двух этажей, осталось неизвестным. Но, как бы то ни было, решили, что им нельзя позволить болтать.