Железная маска: между историей и легендой

Гораздо интереснее задаться вопросом о причине, по которой скрывали лицо заключенного. Известна классическая версия, которой придерживался Марсель Паньоль: «Тот факт, что, приближаясь к Парижу, скрывали это лицо под маской и в портшезе, что скрывали его от Лозена, от Дю Жюнка, от врача в Бастилии, доказывает, что это лицо было известно в Париже. Тот факт, что его столь тщательно скрывали от старого кюре в Эгзиле, от стражников, от солдат сопровождения, от крестьян Прованса, которые встречались на пути от Эгзиля до острова Святой Маргариты, что его скрывали от крестьян в имении Пальто, доказывает, что это лицо было широко известно. Во времена, когда еще не существовало фотографии, иллюстрированных журналов, кино и телевидения, единственным повсеместно узнаваемым лицом было лицо короля, изображение которого каждый носил в своем кармане — на монете».[293] Таково заблуждение многих историков. Отвергая эту версию о знаменитом человеке, лицо которого по прошествии многих лет все равно должно было стать неузнаваемым, Пьер Мари Дижоль высказал предположение, что маска должна была скрывать «лицо, характерное само по себе, например, бросающееся в глаза своим цветом, хотя и принадлежащее неизвестному человеку…». «Сейчас, — писал он, — мы знаем, как выглядели Людовик XIV, Фуке, Мольер, но во времена, когда еще не существовало средств массовой коммуникации и портреты были крайне редки, кто в провинции знал в лицо Мольера, Фуке, Бофора или Кольбера? — Никто! Зато, напротив, кто мог бы сказать: "Я видел мавра, которого вооруженные люди вели в Систерон"? — Любой человек».[294] Однако и Дижоль тоже ошибался.

Напрашивается вывод, что маска была личной инициативой Сен-Мара. Ни в одном из своих писем Лувуа не рекомендовал ему пользоваться таким приспособлением. 27 января он предоставил ему свободу действий: «Что касается способа перемещения заключенного, то король полагается на вас, предоставляя вам право использовать предложенное вами транспортное средство, равно как и все, что вы сочтете необходимым, лишь бы вы гарантировали надлежащее выполнение задачи». Закрывать лицо Эсташа железной маской не предписывали ни король, ни его министр — сам тюремщик пришел к этой мысли, что, несомненно, радикальным образом меняет дело.

Получив санкцию министра, Сен-Мар начал действовать, как задумал. Напомню, что в 1687 году тюремщик скрыл лицо столь незначительного человека, как Эсташ Данже, для того, чтобы, как гласило полученное распоряжение, те, кому было объявлено об освобождении слуги Фуке (а именно солдаты роты вольных стрелков, которые не раз видели его вместе с опальным министром), не могли узнать его, и делалось это, как уже сказано, для того, чтобы не было доверия ко всему, что мог наговорить Эсташ, пока находился на положении слуги. Тогда надо было скрывать не лицо, а сам факт, что обладатель этого лица по-прежнему находится в заключении.

Вернемся немного назад, ко времени, когда два «дрозда» переезжали из Пинероля в Эгзиль. Это была очень короткая поездка. Сен-Мар, следуя министерской инструкции, использовал носилки, своего рода кузов кареты с занавесками, который несли две лошади или два мула. Можно представить себе, какие принимались меры предосторожности: в момент выхода заключенных из нижней башни коридоры были пусты, а солдаты получили приказ отвернуться. Заключенных, возможно с повязками на рту, Сен-Мар и Ла Прад провели к носилкам. Мешок на голове или капюшон с отверстиями для глаз скрывал черты лица. Никто не видел их. Сен-Мар извлек урок из этого первого опыта, чтобы еще более усовершенствовать меры по обеспечению безопасности во время переезда 1687 года, значительно более продолжительного: именно тогда он придумал портшез, наглухо закрытый провощенной тканью, который заменил собою носилки, «слишком часто ломающиеся», как писал тюремщик в оправдание этой меры. Лувуа думал, что речь идет о своего рода коляске, но нет, это был настоящий портшез с носильщиками, транспортное средство, в то время использовавшееся для передвижения наиболее важными особами, придворными самого высокого ранга! Лишь в эпоху Регентства портшезами стали пользоваться и люди рангом пониже. Изобретение Сен-Мара, несомненно, внушало окружающим, будто везут важную особу.