Изабелла, уже одетая для другой роли, прошла мимо барона и, прежде чем шагнуть на сцену, бросила на него взгляд, полный такой нежности, сострадания и любви, что Иоланта и все, что с ним произошло на сцене, вмиг улетучилось из головы Сигоньяка. Он больше не чувствовал себя униженным и несчастным, забыл про Иоланту, а рана, нанесенная его достоинству, вмиг зарубцевалась от этого божественного бальзама. Но лишь на время, ибо подобные раны исцелить можно лишь на время.
Маркиз де Брюйер, пребывавший на своем посту у сцены и, по своему обыкновению, бешено аплодировавший при каждом выходе Субретки, в антракте отправился поздороваться с мадемуазель де Фуа, которую давно и хорошо знал и не раз сопровождал во время охоты. Беседуя с девушкой, он поведал о дуэли капитана Фракасса с молодым герцогом, не называя подлинного имени барона. Рассказ его отличался особой живостью, ибо маркизу были доподлинно известны все подробности случившегося.
– Вы совершенно напрасно избегаете имен, – с натянутым смешком заметила Иоланта, – я моментально догадалась, что этот ваш капитан Фракасс не кто иной, как барон де Сигоньяк. Я видела, как он покидал свою обитель летучих мышей, следуя за этой бродячей потаскушкой, которая на сцене пытается изображать жеманную скромницу. Известно мне и то, что он побывал в вашем замке вместе с комедиантами. Выглядит он глуповато, и по его виду никак нельзя было ожидать, что он окажется не только одаренным фигляром, но и отважным дуэлянтом!
Продолжая беседовать с Иолантой, маркиз окидывал рассеянным взглядом зал: из ложи он был виден куда лучше, чем с его постоянного места в оркестре, откуда ему было удобнее всего наслаждаться искусной игрой Зербины. Внезапно его глаза задержались на лице замаскированной дамы в боковой ложе. До сих пор он не замечал ее, так как постоянно сидел спиной к зрителям, чтобы не быть узнанным и не вызвать кривотолков. Несмотря на то что дама буквально утопала в черной пене кружев, нечто в позе и облике загадочной красавицы смутно напомнило маркизу его супругу. «Ну и ну! – мысленно воскликнул он. – А ведь сейчас она должна находиться не здесь, а в замке Брюйер, где я ее и оставил!»
Тем временем дама, как бы взамен того, что лицо ее было тщательно скрыто, кокетливо положила на барьер ложи изящную руку. И тотчас на ее безымянном пальце сверкнул крупный бриллиант – тот самый, который де Брюйер преподнес супруге в свое время.
Сомнений больше не оставалось. Маркиз, весьма озадаченный, позабыв о галантности, поспешно покинул Иоланту и ее дядюшку, чтобы окончательно развеять собственные сомнения. Однако, несмотря на то, что он двигался весьма стремительно, к тому моменту, когда он достиг цели, птичка уже упорхнула. Вероятно, своим чересчур решительным видом он спугнул даму и она поторопилась удалиться. Маркиз был довольно снисходительным супругом, но это обстоятельство почему-то смутило его и раздосадовало.
– Неужели она и в самом деле влюблена в этого никчемного вертопраха Леандра? – сердито бормотал он, отступая. – Какая удача, что я велел отлупить его еще в замке, так сказать, авансом! Поэтому уже сейчас я могу считать себя удовлетворенным!
Эта мысль вернула маркизу безмятежное расположение духа, и он отправился за кулисы. Зербина уже поджидала его, удивляясь проволочке, и встретила с тем напускным гневом, с помощью которого женщины такого рода взбадривают мужской пыл…
По окончании представления Леандр, обеспокоенный тем, что маркиза внезапно исчезла сразу после антракта, поспешил на площадь у церкви, где до сих пор его ежедневно поджидала карета. Однако там он обнаружил только пажа, который, вручив ему письмо и внушительных размеров шкатулку, мгновенно исчез в темноте. Это произошло так стремительно, что актер мог бы счесть случившееся плодом собственного воображения, если б в его руках не было запечатанного послания и резного ящичка. Окликнув лакея, который как раз проходил мимо с фонарем, очевидно, проводив гостей своего господина, Леандр нетерпеливо сломал печать и при мутном свете фонаря, который лакей сунул ему прямо под нос, прочитал следующие строки:
«Дорогой друг, я опасаюсь, что муж узнал меня в театре, невзирая на маску. Он так пристально смотрел в мою ложу, что я решила удалиться, дабы он не застал меня там. Разумная осторожность диктует мне, что нынче ночью нам не следует встречаться в садовом павильоне. За Вами могут следить и, упаси Господь, убить, не говоря уже о том, чем рискую я. Не теряя надежды на более благоприятные и счастливые обстоятельства, не откажитесь принять эту тройную золотую цепь, которую вручит Вам мой паж. Всякий раз, как Вы станете надевать ее, она напомнит вам ту, которая никогда не забудет и не перестанет вас любить, ту, которая звалась для вас Марией».