В конце сада Тюильри, там, где уже кончается Париж, были видны ворота Конференции, а дальше вдоль реки тянулся обсаженный деревьями Кур-ля-Рен – променад, облюбованный для прогулок придворной знатью, щеголяющей здесь своими роскошными выездами.
Оба берега Сены – левый и правый – словно кулисы обрамляли русло реки, которое само по себе представляло яркое зрелище. Во всех направлениях сновали лодки, барки и мелкие парусники, у берегов на приколе стояли ряды барж, груженных сеном, зерном, дровами, древесным углем и прочим товаром. У набережной Лувра были пришвартованы королевские галиоты, украшенные резьбой и позолотой, над ними полоскались стяги и вымпелы цветов национального флага.
Ближе к Новому мосту над остроконечными коньками кровель возвышалась колоколенка церкви Сен-Жермен-л’Осеруа, чьи колокола по приказу Екатерины Медичи подали сигнал к началу истребления гугенотов в Варфоломеевскую ночь – 24 августа 1572 года.
Когда Сигоньяк вдоволь налюбовался этой картиной, полной бесчисленных подробностей, Тиран повел его к «Ля Самаритэн». Туда обычно сбегаются окрестные зеваки и подолгу ждут, пока железный звонарь, приводимый в движение сложным гидравлическим устройством, начнет отбивать время. Но путешественнику, впервые оказавшемуся в Париже, не грешно и поротозейничать. Оба – барон и его спутник – некоторое время переминались с ноги на ногу в ожидании, пока раздастся веселый перезвон курантов, и разглядывали позолоченные скульптуры Христа, беседующего с Самаритянкой у колодца, а также пояс Зодиака с шаром из черного дерева в центре, указывающим положения Солнца и Луны, и еще одну полую статую на самом верху башенки, служащую флюгером.
Наконец стрелка добралась до цифры «десять». Колокольчики залились серебром, им вторили большие колокола, выпевая мелодию сарабанды. Железный звонарь поднял руку, и его молоток отсчитал десять веских ударов по бронзовому диску. Этот хитроумный механизм, построенный фламандцем Линтлаэром, изрядно позабавил Сигоньяка. Барон не имел ни малейшего представления о многих технических новинках того времени, поскольку еще ни разу в жизни не покидал своей усадьбы, затерянной в глуши Гаскони.
– Теперь поглядим в другую сторону, – пробасил Тиран. – Вид там не столь великолепен, потому что постройки на мосту Менял ограничивают кругозор, а здания на набережной Межиссери не стоят ни единого доброго слова. Зато башни церкви Сен-Жак, колокольня Сен-Мерри и шпили дальних церквей сразу дают понять, что вы в столице. Здания, возвышающиеся на острове Ситэ и вдоль главного русла Сены величавы, а их кирпичные фасады словно связаны воедино сплошным поясом из белого камня. И как удачно замыкает их Часовая башня с ее островерхой кровлей, по вечерам прорезающей мглу небес! А треугольная площадь Дофина, которая как бы размыкается напротив бронзового короля и открывает взгляду ворота дворца, – разве не по праву она слывет одной из красивейших в Европе? А церковь Сент-Шапель, возведенная как хранилище священных реликвий и славящаяся на весь мир своими великолепнейшими витражами, – как стройно возносит она свой шпиль над черепичными кровлями со множеством мансард и слуховых окон, обрамленных затейливыми наличниками! И все это сверкает новизной, блестит свежими красками, но удивляться тут нечему – все эти здания построены совсем недавно, мальчишкой я играл с приятелями в бабки на пустырях, где они теперь стоят. Благодаря щедрости королей Париж день ото дня становится все краше, вызывая изумление чужеземцев, которые, вернувшись домой, рассказывают всякие чудеса о столице Франции, а приезжая снова, находят Париж выросшим и еще более похорошевшим.
Сигоньяк улыбнулся и слегка пожал плечами:
– Меня, любезный Тиран, не так удивляют величина, богатство и пышность дворцов и храмов, как неисчислимые толпы людей, снующих по улицам, площадям и мостам. Они словно муравьи в потревоженном муравейнике, и в этой беспорядочной суете невозможно понять, какую цель преследует каждый из них. С трудом верится, что у каждого из этого несметного множества есть крыша над головой, постель – не важно, плохая или хорошая, и пища на каждый день, чтобы не умереть с голоду. Какая требуется масса съестного, сколько гуртов скота, кулей муки и бочек вина, чтобы прокормить всех этих людей, собравшихся в одном месте, тогда как в ландах можно скакать целый день и за это время встретить одного, а реже двух человек!