Железная маска (сборник)

«Невероятно! – мысленно восклицал барон. – Значит, вот он каков, король, чьей милостью и волей живы миллионы подданных, тот, кто восседает на самой вершине власти, к кому тянутся тысячи умоляющих рук, по чьей воле начинают греметь или умолкают пушки, кто возвышает и карает, осыпает щедротами, прощает осужденных на казнь и даже одним словом может изменить любую судьбу? Если бы его взгляд хоть однажды остановился на мне, я навек распростился бы с нищетой, из безвестного дворянчика стал бы человеком, окруженным лестью и поклонением! Разрушенные башни замка Сигоньяк воздвиглись бы заново, и я снова стал бы хозяином над бескрайними лугами и пашнями, утраченными моими предками. Но как я могу рассчитывать на то, что король когда-нибудь заметит меня в этом человеческом муравейнике, который копошится у его ног? И даже если он увидит меня, то что может нас связать с подобным человеком?»

Сигоньяк так сосредоточился на этих мыслях, что долгое время шел рядом с Тираном, не произнося ни слова. А тот, не желая нарушать его задумчивость, глазел на великолепные экипажи, катившиеся по променаду. И лишь спустя полчаса он решился напомнить, что время близится к полудню и пора бы взять курс на суповую миску, ибо на свете нет ничего хуже остывшего обеда, кроме, разве что, обеда разогретого.

Сигоньяк с улыбкой согласился с этой сентенцией, и оба направились к гостинице. За те два часа, пока они отсутствовали, здесь не произошло ничего примечательного. Изабелла уже сидела в столовой за тарелкой крепкого бульона, и при виде Сигоньяка с приветливой улыбкой протянула ему руку. Остальные члены труппы засыпали их вопросами о впечатлениях от прогулки, попутно шутливо осведомляясь, целы ли их плащи и кошельки. Сигоньяк, посмеиваясь, подтвердил, что целы, но не раз подвергались опасности. Веселая болтовня актеров немного развеяла его тревожные мысли, и в конце концов он уже был готов списать все свои подозрения на чрезмерную мнительность…

Но в действительности барон был совершенно прав. Его недруги, несмотря на ряд неудачных попыток, вовсе не намеревались отказаться от своих гнусных намерений. Да им и отступать было некуда: герцог пригрозил Мерендолю, что если он не покончит с Сигоньяком, то без промедления вернется обратно на каторжные галеры, откуда и был извлечен самим же де Валломбрезом.

От отчаяния Мерендоль решил прибегнуть к помощи своего старого приятеля – бретера, не гнушавшегося грязными делишками, лишь бы те были солидно оплачены. Сам Мерендоль уже не надеялся справиться с Сигоньяком, который знал его в лицо и был начеку, а это лишало бандита возможности подобраться к барону вплотную. В поисках знакомого головореза он и отправился на площадь Нового Рынка – в район Парижа, пользовавшийся самой дурной славой и населенный в основном наемными убийцами, грабителями, мошенниками, ворами и прочими темными личностями.

Отыскав среди покосившихся и закопченных домов, подпиравших друг друга, как набравшиеся пьянчуги, которые боятся упасть, самый закопченный, облупившийся и грязный, Мерендоль вступил в неосвещенный проход, ведущий в сумрачные недра этой трущобы. Чем дальше бандит углублялся, тем меньше становилось света, потому что проникал сюда он только с улицы. Вскоре свет совсем исчез, и пришлось двигаться на ощупь, касаясь влажных осклизлых стен, пока под руку Мерендолю не попалась засаленная веревка, заменявшая здесь перила. Он кое-как поднялся по лестнице, грозившей рассыпаться под ногами, перебираясь через груды мусора на каждой ступеньке, которые копились здесь, должно быть, с тех времен, когда Париж назывался Лютецией[60].

По мере этого рискованного восхождения мрак мало-помалу рассеивался. Мутный свет сочился сквозь желтые стекла окошек, пробитых в стене, чтобы освещать лестницу. Так, задыхаясь от смрада помойных ведер, Мерендоль наконец добрался до верхнего этажа. Две или три двери выходили на площадку лестницы, оштукатуренный потолок которой был сплошь покрыт скабрезными рисунками и надписями непристойного содержания, сделанными свечной копотью. Впрочем, живопись была вполне достойна архитектуры этого вертепа.

Одна из дверей оказалась приоткрытой. Не желая прикасаться к ней, Мерендоль пнул ее ногой и без всяких церемоний оказался в апартаментах бретера Жакмена Лампура, состоявших из одной комнаты.

Немедленно в его легкие проник едкий дым, и Мерендоль так раскашлялся, что пару минут не мог произнести ни слова. Дым тут же воспользовался распахнутой дверью и пополз на лестницу, в комнате стало легче дышать, и посетитель наконец-то смог осмотреться.

Это логово стоит описать немного подробнее, ибо вряд ли читателю доводилось хоть раз бывать в подобных местах.