– Так и есть, – отвечала Леонарда с сокрушенным вздохом. – В юности у многих бывают такие необъяснимые и упорные пристрастия. К тому же Изабелла сделана, судя по всему, из особого теста. Она пренебрегает любыми искушениями и, похоже, принадлежит к тем женщинам, которые и в раю не стали бы слушать обольщений змия.
– Но как же Сигоньяку удалось увлечь ее, если она глуха к мольбам всех остальных? – гневно вскричал герцог. – Уж нет ли тут какого-нибудь зелья, амулета или талисмана?
– Нет, ваша светлость. Все дело в том, что он был несчастлив, а для таких нежных, романтических и гордых натур, как Изабелла, нет большего счастья, чем дарить утешение. Они предпочитают отдавать, а не получать, и слезы сочувствия открывают путь любви.
– Это какая-то чушь! Выходит, достаточно быть тощим, бледным, оборванным, нищим и смешным, чтобы внушить любовь? Придворные дамы изрядно посмеялись бы над такими взглядами!
– Эти взгляды и в самом деле необычны. Редкие женщины впадают в подобное заблуждение. Вы, ваша светлость, столкнулись с исключительным случаем.
– Но я просто с ума схожу от бешенства, думая о том, что захудалый баронишка преуспел там, где я потерпел поражение, и теперь смеется надо мной в объятиях своей любовницы!
– Вашей светлости не следует мучить себя такими мыслями. Сигоньяк вовсе не наслаждается ее любовью в том смысле, какой вы имели в виду. Добродетель Изабеллы не потерпела ни малейшего ущерба. Чувство этих идеальных любовников, при всей его пылкости, остается платоническим и никогда не заходит дальше легкого поцелуя руки или лба. Оттого оно и длится так долго: утоленная страсть мигом гаснет.
– Вы уверены, мадам Леонарда? Мыслимо ли, чтобы эти двое хранили целомудрие при той простоте и распущенности, свойственной закулисной и кочевой жизни? Ночуя под одной крышей, ужиная за одним столом, постоянно сталкиваясь друг с другом во время репетиций и спектаклей? Для этого надо бестелесными ангелами!
– Изабелла, несомненно, ангел, и вдобавок в ней нет ни капли той гордыни, из-за которой Люцифер был низвергнут с небес. Сигоньяк же слепо повинуется возлюбленной и готов принести любые жертвы, какие бы она ни потребовала.
– Но если дело обстоит так, чем вы можете мне помочь? – спросил де Валломбрез. – Поройтесь же хорошенько в вашем сундучке с уловками и отыщите такое безотказное средство, такой неотразимый маневр, такую головоломную и хитроумную комбинацию, которая обеспечит мне победу. Вы знаете меня и мою щедрость…
С этими словами герцог запустил свою тонкую и белую, словно у женщины, руку в чашу работы Бенвенуто Челлини, стоявшую на столике. Чаша была наполнена золотыми монетами, и от их соблазнительного звона совиные глаза Леонарды молодо вспыхнули, оживив мертвенную маску ее лица. Несколько мгновений она молча раздумывала. Де Валломбрез нетерпеливо ждал.
– Я могла бы предложить вам если не душу, то по крайней мере тело Изабеллы, – наконец проговорила она. – Восковой слепок с замка, поддельный ключ, сильное снотворное средство – и готово дело, она ваша!
– Только не это! – прервал ее герцог с невольным жестом отвращения. – Какая мерзость! Обладать спящей женщиной, бесчувственным телом, статуей без мысли, без воли, без памяти! Чтобы она, очнувшись, тут же снова прониклась ненавистью к вам и любовью к другому! Нет, так низко я не паду ни за что!
– Вы правы, ваша светлость, – согласилась Леонарда. – Обладание ровно ничего не стоит без согласия и взаимного чувства. Я предложила вам этот выход за неимением лучшего, так как сама не люблю этих темных делишек и ведьмовских зелий. Но вот о чем я хочу спросить: почему вы, обладая красотой Адониса, любимца Венеры, роскошью, богатством и высоким положением при дворе, сочетая в себе все, что пленяет женщин, просто-напросто не попытаетесь поухаживать за Изабеллой?
– Черт побери, а ведь старуха права! – воскликнул де Валломбрез, бросив самодовольный взгляд в венецианское зеркало, которое держали два резных амура. – Пусть Изабелла холодна и добродетельна, но ведь не слепа же она, а природа меня ничем не обделила, и моя внешность отнюдь не приводит людей в ужас. Может, сперва я покажусь ей картиной или статуей, которая невольно восхищает, не внушая симпатии, и привлекает к себе взор только гармонией линий и красок. А затем я найду неотразимые слова, подкрепив их взглядами, способными растопить даже ледяное сердце. Скажу без ложной скромности – своими речами мне удавалось воспламенить даже бесстрастных придворных красавиц. Кстати, эта актриса не лишена гордости, и внимание такого лица, как герцог, должно льстить ее самолюбию… О, я сделаю так, чтобы ее приняли в труппу Французской комедии и найму клакеров, которые будут встречать каждый ее выход овациями! Станет ли она после этого думать о каком-то там ничтожном Сигоньяке? А уж от этого малого я найду способ избавиться…
– Вашей светлости больше ничего не угодно? – спросила Леонарда, поднявшись и застыв со сложенными на животе руками в позе почтительного внимания.