Один из слуг бесшумно придвинул к столику кресло, другой поднял крышку суповой миски из старого массивного серебра. Из-под нее взвилось облачко ароматного пара, и в покое аппетитно запахло наваристым бульоном.
Несмотря ни на что, Изабелла почувствовала, что голодна – природа никогда не поступается своими правами. Однако ее удержала мысль о том, что в поданные ей блюда могли добавить сильное снотворное или наркотик, который лишит ее воли к сопротивлению. Она уже погрузила ложку в тарелку с бульоном, но тут же оттолкнула ее и откинулась на спинку кресла.
Лакей в серой ливрее, очевидно, догадался об опасениях девушки и тут же отведал вина и воды, а затем перепробовал все блюда, стоявшие на столе. Это успокоило пленницу, и она проглотила несколько ложек бульона, съела ломтик хлеба и крылышко цыпленка.
Покончив с едой, Изабелла внезапно почувствовала лихорадочный озноб – сказывалось потрясение от пережитого. Она придвинула кресло поближе к огню и просидела так некоторое время, опершись подбородком на ладонь и погрузившись в смутные и тягостные мысли.
Затем девушка встала и направилась к окну, чтобы взглянуть, куда оно выходит. На нем не было ни ограждений, ни решеток, но, слегка наклонившись, она убедилась, что внизу, у самого подножия стены, тускло поблескивает стоячая, подернутая ряской вода глубокого оборонительного рва, опоясывающего весь замок. Мост, по которому карета въехала в главные ворота, теперь был поднят, и вырваться отсюда можно было только одним способом – пересечь зловонный ров вплавь. Но и это было лишь полдела: после этого следовало вскарабкаться на совершенно отвесную наружную стену рва, облицованную гладким белым камнем.
Дальше горизонт заслоняли кроны вековых деревьев, которыми весь замок был обсажен в два ряда. Из окна покоя были видны лишь их переплетенные голые ветви. Надежды на бегство или избавление не было ни малейшей. Теперь Изабелле предстояло с огромным напряжением ожидать дальнейшего развития событий, впереди скрывались гораздо более серьезные опасности, чем все то, что произошло с нею до сих пор.
Неудивительно, что бедняжка вздрагивала от каждого шороха. От плеска воды за окном, вздохов ветра, потрескивания поленьев в камине у нее замирало сердце и на лбу выступал ледяной пот. Каждую минуту она ожидала: вот, сейчас распахнется дверь или отодвинется стенная панель, открыв потайной ход, и оттуда явится некто – безразлично, человек или призрак. Пожалуй, призрак представлял бы для нее меньшую опасность. Сумерки постепенно сгущались, и точно так же сгущался ее страх. Поэтому, когда в покой вступил рослый лакей, неся перед собой канделябр с зажженными свечами, Изабелла едва не лишилась чувств…
Пока ее сердце поминутно сжималось от страха в пустынных покоях, похитители пировали в подвале замка – бражничали и предавались безобразному чревоугодию, ибо им было приказано оставаться здесь в качестве гарнизона на случай внезапного появления барона де Сигоньяка. Все они были способны поглощать вино, как пересохшие губки, но лишь один из них проявлял в этом деле исключительные, из ряда вон выходящие способности. То был человек, похитивший Изабеллу и сопровождавший ее в карете. Теперь он избавился от маски, и всякий мог видеть его лицо, круглое и бледное, как крестьянский сыр, в центре которого подобно переспелой сливе пламенел рыхлый и мясистый нос.
В этом портрете читатель наверняка уже узнал месье Малартика, приятеля бретера Лампура.
Оставшись в одиночестве в совершенно незнакомом месте, где в любую минуту ее могла подстерегать неведомая опасность, Изабелла испытывала невыразимую тревогу. Кочевая жизнь актрисы избавила ее от робости и сделала смелее обычных женщин, но сейчас нервы были напряжены до предела.
Между тем окружавшая ее обстановка вовсе не была такой мрачной, какой казалась Изабелле. Веселые огоньки плясали на поленьях в камине; пламя свечей освещало весь покой до самых отдаленных уголков, изгоняя оттуда вместе с тьмой призраки, порожденные воображением. Благодатное тепло разливалось по комнате, располагая к покою и беспечности. В живописных панно не было ничего таинственного, а приковавший к себе внимание Изабеллы мужской портрет в золоченой раме, висевший над камином, не обладал тем пристальным неподвижным взглядом, который как бы повсюду следует за вами. Наоборот, изображенный на нем знатный воин как будто слегка улыбался, а выражение его лица было доброжелательным и даже покровительственным. В этом он походил на некоторые изображения святых, к которым можно обратиться в тяжкую минуту.