Железная маска (сборник)

Спустя полчаса дворецкий принес в покои Изабеллы букет, составленный из самых редких, прекрасных и душистых цветов. Потребовалось все искусство садовников, а также искусственное лето теплиц, чтобы заставить эти пленительные творения богини Флоры распуститься в ту пору, когда в садах вообще еще нет никакой зелени. Стебли букета были стянуты великолепным бриллиантовым браслетом, достойным королевы, а среди цветов виднелся сложенный пополам листок бумаги.

Изабелла взяла его, пренебрежительно отодвинув букет в сторону. Это была записка от де Валломбреза, написанная в его характерной манере. В размашистом почерке девушка узнала ту же руку, которая начертала «Для Изабеллы» на шкатулке с драгоценностями, которую она обнаружила на своем столе в Пуатье. Записка гласила:

«Дорогая Изабелла! Посылаю Вам эти цветы, несмотря на уверенность, что их ждет враждебный прием. То, что они связаны со мной, означает, как я полагаю, что их свежесть, аромат и небесная красота не смягчат Вашу суровость. Но какой бы ни оказалась их участь, Вы так или иначе прикоснетесь к ним – хотя бы для того, чтобы выбросить их за окно, и ваши гневные мысли, хотите Вы того или нет, на миг обратятся к тому, кто остается Вашим неизменным и пламенным обожателем. Де Валломбрез».

Послание это, выдержанное в изысканном и жеманном духе, свойственном тому времени, вместе с тем изобличало чудовищное, не поддающееся никаким доводам упорство его автора и в известной степени подействовало на Изабеллу так, как он и рассчитывал. Девушка, хмурясь, все еще держала этот листок бумаги перед собой, и перед ней словно во плоти представало лицо молодого герцога, искаженное дьявольской гримасой. Тем временем цветы, которые лакей положил на столик, от комнатного тепла мало-помалу расправляли лепестки, наполняя покой пьянящим экзотическим ароматом.

Изабелла поспешно схватила букет и вместе с браслетом выбросила в прихожую, опасаясь, что цветы могут быть пропитаны каким-нибудь неведомым снотворным снадобьем или средством, возбуждающим чувственность, от которого ее рассудок может помутиться. Пожалуй, никогда еще с такими удивительными цветами не обходились так жестоко. Они и в самом деле нравились Изабелле, но она боялась, приняв их, поощрить герцога. Да и сами эти причудливые растения невиданной расцветки с пряным чужеземным ароматом были лишены скромной прелести обычных цветов, которые выращивают повсюду во Франции. Своей надменной красотой они напомнили девушке того же де Валломбреза, они были ему сродни.

Не успела Изабелла разделаться с цветами и снова вернуться в кресло, как явилась горничная, чтобы ее одеть и причесать. Это была довольно миловидная девушка, но без кровинки в лице, грустная, кроткая, но совершенно безучастная, очевидно, сломленная страхом или тягостным гнетом жестокой власти. Не поднимая глаз на молодую актрису, она предложила ей свои услуги голосом, который больше походил на шелест прошлогодних листьев.

Изабелла кивнула в знак согласия, и горничная расчесала ее белокурые волосы, которые пребывали в полном беспорядке после бурных событий вчерашнего дня и минувшей ночи, а затем связала и стянула их шелковистые пряди бархатными бантами. Затем она достала из вделанного в стену шкафа несколько невероятно дорогих и элегантных платьев, скроенных словно по мерке Изабеллы, но девушка отвергла их одно за другим. Ее собственное платье было измято и перепачкано, но она не пожелала облачаться в богатые шелка, сочтя их своего рода герцогской ливреей. Сверх того, она твердо решила ничего не принимать от де Валломбреза, сколько бы ни продлилось ее заточение.

Горничная не стала спорить, как не спорят с осужденными, предоставляя им право делать все, что им заблагорассудится, но в пределах их камеры. У Изабеллы на миг возникло впечатление, что эта девушка сознательно избегает более близкого знакомства со своей временной госпожой, чтобы не проникнуться к ней бессильным сочувствием. Поначалу Изабелла надеялась получить от нее хоть какие-то сведения, но вскоре поняла, что расспрашивать бесполезно, и предоставила ей делать свое дело.

После того, как горничная ушла, подали обед, и, несмотря на свое положение и общую подавленность, Изабелла отдала ему должное. Природа властно заявляет о своих правах даже в таких обстоятельствах, а девушка очень нуждалась в подкреплении сил, истощенных мучительной борьбой с непрерывными попытками герцога сломить ее волю.