Железная маска (сборник)

Ближе к вечеру вся труппа отправилась на репетицию, которую было решено провести в костюмах, чтобы оценить общее впечатление. Не желая идти через весь город ряжеными, актеры отправили театральные костюмы в зал для игры в мяч на повозке, а подоспевшие актрисы отправились переодеваться в помещения, разгороженные ширмами. Знатные горожане, местные щеголи и записные острословы из кожи вон лезли, чтобы попасть туда, где жрицы муз облачались для совершения таинства перевоплощения в героинь драмы. Все эти бездельники увивались вокруг актрис: один держал зеркало, другой поправлял свечи, третий давал советы, куда лучше прикрепить бант, четвертый подносил пудреницу, а самый робкий сидел на сундуке и с независимым видом покручивал едва пробившиеся усики.

У каждой из комедианток имелся круг поклонников, и сейчас их алчные взгляды были заняты тем, что ловили всякие нескромности, которые невольно возникают при переодевании. То соскользнет с плеча рукав пеньюара, открыв гладкую и белоснежную, как каррарский мрамор, спину; то розово-белое полушарие вырвется на волю из кружевного гнездышка тугого корсета, то прекрасная обнаженная рука поднимется, чтобы гибким движением поправить прическу… Легко представить, сколько замысловатых любезностей и затертых мифологических сравнений было произнесено галантными провинциалами. Зербина помирала со смеху, слушая эти благоглупости, тщеславная и не очень умная Серафина наслаждалась ими, а Изабелла просто пропускала мимо ушей, занимаясь своим делом и решительно отвергая предлагаемые услуги.

Герцог в сопровождении шевалье де Видаленка также находился здесь – он не мог не воспользоваться случаем взглянуть на мадемуазель Изабеллу вблизи. И, разумеется, счел ее еще более привлекательной, чем на расстоянии. Страсть, которую он сам в себе разжигал, вспыхнула еще ярче. Молодой аристократ постарался предстать перед актрисой в самом выигрышном свете, и для этого ему не потребовалось особых усилий. Он и в самом деле был хорош собой: длинные темные локоны обрамляли тонко очерченное породистое лицо, оттеняя его матовую бледность, пурпурные губы горели под изящными усиками, а большие глаза томно мерцали сквозь густую завесу ресниц. Голова его светлости гордо сидела на белой, как мраморная колонна, мускулистой шее, окруженной отложным воротом камзола, обшитым драгоценными венецианскими кружевами. Костюм его был ослепителен: роскошный камзол из белого атласа, весь в буфах, подхваченных аграмантом, вишневого цвета шелковыми лентами и бриллиантовыми пряжками. Манжеты нижней рубахи завершались каскадами складок батиста и кружев, великолепная перевязь из серебряной парчи несла на себе шпагу в ножнах, а изысканной формы рука в высокой перчатке с раструбом поигрывала белой фетровой шляпой, украшенной алым пером.

Вместе с тем во всем этом совершенстве присутствовало нечто отталкивающее. Тонкие и благородные черты герцога выражали нечто бесчеловечное. В этом прекрасном лице ясно читалось, что страдания и радости других людей совершенно не трогают его обладателя, и прежде всего потому, что он считает себя существом особой породы.

Немного помедлив, де Валломбрез направился к туалетному столику Изабеллы. Там он остановился, не произнеся ни слова, и молча оперся о подзеркальник, полагаясь на то, что взгляд актрисы, вынужденной то и дело поглядывать в зеркало, неизбежно встретится с его взглядом. Прежде чем заговорить, молодой аристократ хотел поразить воображение девушки своей красотой и великолепием костюма.

Этот искусный маневр мог бы достичь цели с кем угодно, но только не с нашей Простушкой. Изабелла тотчас узнала незнакомца из соседнего сада и, слегка смущенная его дерзким и пламенным взором, повела себя с величайшей сдержанностью. Казалось, она занята только собственным отражением в зеркале и не замечает, что рядом с ней находится один из красивейших могущественнейших вельмож Франции!

«Странная особа!» – подумал де Валломбрез. Решив сменить тактику, он обратился к актрисе:

– Если не ошибаюсь, именно вы, мадемуазель, играете роль Сильвии в пьесе господина де Скюдери?

– Да, месье, – ответила Изабелла. Вопрос был поставлен так, что она не могла промолчать в ответ.

– Я полагаю, эта роль никем не может быть сыграна лучше! – продолжал герцог. – Если она плоха, вы сделаете ее хорошей, если же она хороша, вы сделаете ее великолепной. Счастливы поэты, вверяющие свои стихи свои столь прекрасным устам!

Эти комплименты, в сущности, ничем не отличались от большинства любезностей, с которыми именитые зрители обычно обращаются к актрисам, и Изабелле поневоле пришлось их принять, поблагодарив едва заметным кивком.