Железная маска (сборник)

Только когда занавес начал подниматься, место в ложе заняла молодая женщина, рядом с которой не без усилий опустился в кресло пожилой господин весьма патриархальной наружности. Его длинные седые волосы крутыми завитками ниспадали на воротник, прикрывая уши, но на темени уже лоснилась круглая плешь слоновой кости. Обрамленные прядями цвета соли с перцем щеки господина, то ли от жизни на свежем воздухе, то ли от частых возлияний приобрели багровую окраску. Кустистые брови низко нависали над глазами, которые, несмотря на возраст, ничуть не утратили живости и бодро поблескивали среди мелких морщин, расходящихся лучами от глазниц. Над толстогубым чувственным ртом топорщились усы в виде запятых, подбородок украшала остроконечная бородка-эспаньолка, ниже лежали две массивные складки, переходящие в тучную шею. В целом облик был бы вполне заурядным для провинциального дворянина-землевладельца, если б его не облагораживал пронзительный и умный взгляд, не оставлявший сомнений в том, что старец этот принадлежит к одной из самых родовитых семей. Воротник из венецианских кружев с выпуклым узорным рисунком был откинут на камзол из золотой парчи, ослепительно-белая сорочка, очерчивая изрядных размеров брюшко, спускалась до коричневых бархатных панталон, перехваченных шелковым поясом, плащ такого же цвета, отороченный золотым шнуром, был небрежно брошен на спинку соседнего кресла.

Всякий признал бы в этом пожилом дворянине дядюшку Иоланты де Фуа, который после смерти ее родителей был назначен опекуном девушке. Но своенравная и капризная племянница, в которой старик души не чаял, мало-помалу превратила его в какое-то подобие дуэньи. При виде обоих – стройной и легкой на ногу Иоланты и ее грузного, тяжело отдувающегося дядюшки – невольно приходило на ум сравнение с богиней Дианой, которая таскает за собой на поводке старого ручного льва, который наверняка предпочел бы дремать в своем логове, вместо того чтобы сопровождать мифическую охотницу.

Безукоризненный наряд девушки свидетельствовал о ее богатстве и высоком положении. Платье цвета морской волны – того, который могут позволить себе лишь блондинки с великолепным цветом лица, оттеняло снежную белизну скромно приоткрытой груди; прозрачная, как египетский алебастр, шея, выступала из плоеного ажурного воротника, словно пестик из чашечки лилии. Серебристая парчовая юбка переливалась в свете свечей, а индийские жемчужины вспыхивали оранжевыми точками вдоль края платья и выреза корсажа. Волосы Иоланты, завитые тугими локонами на висках и на лбу, напоминали цветом живое золото; чтобы достойно описать их, понадобилась бы дюжина сонетов со всеми замысловатыми итальянскими тропами и испанскими красивостями. Зал был заворожен красотой девушки, хотя она все еще оставалась в маске. Но и того, что видел глаз, было довольно, чтобы догадаться об остальном. Чистая линия нежного подбородка, безупречные очертания малиновых губ, изящный и тонкий овал слегка удлиненного лица, миниатюрные ушки совершенной формы, словно выточенные из оникса рукой самого Бенвенуто Челлини, – даже этих прелестей хватило бы, чтобы вызвать жгучую зависть у самой Венеры.

Но не прошло и десяти минут, как то ли из-за жары в зале, то ли из желания оказать недостойным смертным милость, но молодая богиня сняла полоску картона, обтянутую темным шелком, которая все еще отчасти скрывала ее ослепительную красоту. Взорам любопытных предстали прекрасные глаза, горящие прозрачным фиалковым блеском, в окружении длинных ресниц, тонкий прямой нос и щеки, слегка тронутые румянцем, рядом с которым цвет лепестков самой свежей розы показался бы блеклым.

Но еще до того, как Иоланта де Фуа избавилась от маски, многие женские сердца в зале ревниво дрогнули. Никаких надежд не осталось: они были обречены превратиться кто в безнадежных дурнушек, а кто в ветхих старух.

Окинув равнодушным взглядом онемевший зал, Иоланта облокотилась на барьер ложи, оперлась на руку щекой и застыла в позе, которая обессмертила бы любого ваятеля, если б только этот художник, будь он француз или итальянец, смог изваять нечто подобное этому образцу естественной грации и врожденного изящества.

– Сделайте одолжение, дядюшка, не вздумайте заснуть! – вполголоса обратилась девушка к пожилому вельможе. Тот сейчас же выпрямился и начал усердно таращить глаза, а Иоланта добавила: – Это было бы в высшей степени неучтиво по отношению ко мне и противоречило бы законам старинной галантности, которую вы так восхваляете.

– Будьте уверены, милая племянница: когда мне окончательно осточертеет тупая и пошлая болтовня этих шутов со всеми их картонными страстями, до которых мне никакого дела нет, я взгляну на вас – и сна как не бывало!

Пока Иоланта с дядей обменивались замечаниями, капитан Фракасс, расставляя ноги циркулем, добрался до рампы и остановился с самым вызывающим и заносчивым видом, свирепо вращая глазами. При появлении всеобщего любимца грянули бурные рукоплескания, которые на миг отвлекли Иоланту, и она взглянула на сцену.