Железная маска (сборник)

И вдруг в этой глубокой тишине послышался отдаленный заливистый лай – словно какой-то пес в одиночку, ради собственного удовольствия, гонит зверя. Сигоньяк придержал лошадь и прислушался. Ему показалось, что он узнаёт голос Миро. Лай приближался и вскоре превратился в короткое радостное тявканье, то и дело прерывавшееся от быстрого бега: Миро учуял приближение хозяина и несся ему навстречу со всей скоростью, которая была доступна его старым лапам. Барон свистнул на особый манер, и спустя несколько мгновений верный пес опрометью выскочил из дыры в живой изгороди, подвывая, всхлипывая и охая почти человеческим голосом. Задыхаясь и пыхтя, он прыгал и прыгал, норовя вскочить на седло, чтобы добраться до хозяина, и выражал необузданную радость всеми способами, какие только доступны собачьему роду.

Сигоньяк наклонился и потрепал уши обезумевшего от счастья пса. И тут же Миро стрелой помчался назад, чтобы первым принести радостную весть обитателям замка – Пьеру, Байярду и Вельзевулу. Добравшись туда, он принялся неистово лаять, скакать и хватать за штанины старого слугу, сидевшего в кухне, и тот сразу догадался, что происходит что-то совсем необычное. «Уж не воротился ли наш молодой хозяин?» – подумал Пьер и, с трудом распрямившись, двинулся вслед за Миро. Поскольку уже совсем стемнело, Пьер зажег от огня очага, на котором поспевал его скудный ужин, смолистую ветку, и ее дымное пламя осветило на повороте дороги барона де Сигоньяка и его коня.

– Неужто это вы, господин барон! – не помня себя от радости, вскричал старый Пьер. – Миро уже доложил мне о вашем приближении на своем собачьем языке, да только я, не получив от вас никакого уведомления, все боялся обмануться. Ну, это не важно: как бы там ни было, вы все равно самый дорогой гость! Добро пожаловать в ваши владения, ваша милость, а мы уж постараемся достойно отпраздновать ваше прибытие!

– Да, это я, мой добрый Пьер! Миро не солгал; это я, хоть и не сделавшийся ни на йоту богаче, зато совершенно целый и невредимый. Ну, посвети мне, старина, и пойдем в дом!

Пьер не без труда отворил тяжелые створки старых ворот, и барон де Сигоньяк въехал под своды портала, причудливо озаренные отблесками факела. В этом освещении три аиста, изваянные на родовом гербе Сигоньяков, словно ожили и забили крыльями, приветствуя возвращение последнего отпрыска могучего рода, символом которого они служили на протяжении семи веков. Из конюшни послышалось протяжное ржание, похожее на звук охотничьего рога. Эту оглушительную руладу извлек из своих астматических легких престарелый Байярд.

– Я слышу тебя, верный дружище! – спрыгивая с лошади и отдавая поводья Пьеру, крикнул Сигоньяк. – Сейчас приду поздороваться с тобой!

С этими словами он направился было в конюшню, но по пути едва не споткнулся о какой-то черный клубок, который выкатился ему прямо под ноги, мяукая, мурлыча и выгибая спину. Вельзевул выражал радость на свой кошачий лад, пользуясь всеми средствами, отпущенными природой; Сигоньяк взял его на руки и поднес к лицу. Кот был на вершине блаженства: в его круглых глазах вспыхивали искры, лапы то выпускали, то вбирали когти, а мурлыкал он так, что просто захлебывался, и самозабвенно тыкался своим черным, шершавым, как трюфель, носом в усы Сигоньяка.

Приласкав Вельзевула, барон бережно опустил кота на землю, после чего пришел черед Байярда, которого он похлопал по шее и крупу. Старик припадал головой к плечу хозяина, бил копытом настил и даже пытался взбрыкнуть. Лошадку, на которой прибыл Сигоньяк, Байярд принял благосклонно, так как был уверен в привязанности хозяина и радовался возможности свести знакомство с себе подобным существом, чего не бывало давным-давно.

– Ну, а теперь, старина, – обратился барон к Пьеру, приобняв его за плечи, – я не прочь наведаться в кухню и взглянуть, что у тебя водится в кладовой. Я нынче плохо позавтракал, а пообедать и вовсе не успел, потому что спешил засветло добраться домой. В Париже я поотвык от нашего с тобой смиренного воздержания и охотно подкреплюсь чем придется.

– У меня для вашей милости найдется похлебка, ломтик копченого сала и немного козьего сыра. После того как вы отведали господской кухни, вам, может, и не придется по вкусу эта грубая деревенская еда, но она во всяком случае не даст вам помереть с голоду.

– А что еще можно требовать от пищи? – ответил Сигоньяк. – И напрасно ты думаешь, что я не ценю ту еду, которая питала меня в юности и придавала здоровья, бодрости и крепости. Ставь на стол твою похлебку, сало и сыр – чем они хуже изукрашенного жареного павлина на золотом блюде!