Железная маска (сборник)

Король улыбался. Екатерина поняла, что решение его твердо.

– Ваше величество, – добавил Карл IX, – я хочу доказать вам, что мое милосердие иссякло и я решил положить предел преступной и гнусной жизни Рене-флорентийца – на Гревской площади; поручаю выполнить мой приказ другу нашему де Крильону. Герцог, назначаю вас королевским депутатом по этому делу и повелеваю вам поддерживать обвинение Рене в убийстве купца Лорио в парламенте, который должен быть собран в понедельник утром; и если Рене будет обвинен, – в чем я не сомневаюсь, – он должен быть колесован на Гревской площади…

Екатерина в отчаянии упала на колени.

– Пощадите! Ваше величество, пощадите! – молила она.

Король поднял ее.

– Бог свидетель, что я готов пощадить невинного, а не преступника.

– Вы отказываете мне, государь?

– Отказываю.

Король сказал это так сухо, что всякая надежда у королевы исчезла.

– Прощайте, ваше величество, прощайте!..

Она вышла, с трудом сдерживая слезы и в последний раз с ненавистью взглянув на Крильона.

– Вы довольны, герцог? – спросил король.

– Очень доволен, ваше величество.

– Я был тверд?

– Непоколебим. Ваше величество поручит мне это дело?

– Конечно.

– И даст мне неограниченные полномочия?

– Без сомнения.

– Могу я устранить членов парламента, которые, как я опасаюсь, могут выказать слабость?

– Можете, герцог.

– В таком случае, ваше величество, вы можете приказать приготовить себе место на Гревской площади, потому что через неделю вы будете присутствовать при казни Рене.

– Да, я буду присутствовать, – сказал король.

Вошел Рауль.

– Что еще случилось? – спросил Карл IX.

– Принцесса Маргарита желает видеть короля.

Принцесса появилась в дверях.

– Ах, это ты, Марго? – сказал король. – Бьюсь об заклад, что я угадал, зачем ты пришла.

– Может быть, ваше величество.

– Ты только что виделась с королевой-матерью?

– Она была у меня.

– И она прислала тебя просить меня помиловать Рене?

– Нет!

– В чем же дело?

– Королева просит дать ей разрешение навестить этого несчастного.

– Это невозможно, Маргарита, дорогая моя!

– Но, ваше величество… только увидеть его.

– Если ваше величество разрешит мне сопровождать королеву, то, я ручаюсь, ее величеству не удастся подкупить тюремщиков… – вмешался герцог.

– Согласен, – ответил Карл IX. – Марго, передай королеве, что она может навестить Рене в тюрьме, но только в присутствии де Крильона.

– Благодарю вас, ваше величество, – сказала принцесса. – Я сообщу королеве это приятное известие.

Король поцеловал руку сестры и сказал, лукаво улыбаясь:

– Неправда ли, беарнский дворянин де Коарасс восхитительно танцует?

– Вы правы, – ответила Маргарита, слегка покраснев.

– И он очень умен.

– Неужели?!

– Это известно тебе не хуже, чем мне, моя бедная Марго! Иди… мы поговорим об этом после…

Маргарита ушла, а король, чрезвычайно довольный, что ему удалось выказать такую твердость, засмеялся.

– Бедная Марго! Напрасно наш кузен герцог Гиз уехал в Нанси.

В то время как королева Екатерина и ее дочь Марго напрасно молили короля пощадить Рене, флорентиец лежал на сырой соломе в самой темной камере Шатле, темницы несравненно более ужасной, нежели Бастилия.

Накануне вечером ему надели кандалы на руки и на ноги, а вокруг пояса пропустили цепь, которую прикрепили к кольцу, ввинченному в стену. Затем отворили окошко, проделанное в двери камеры, и поставили часового, которому Крильон сказал:

– Человек, которого ты будешь караулить, будет предлагать тебе золото и милость королевы, но я даю слово, что прикажу колесовать тебя, если ты осмелишься нарушить свой долг.

– Господин герцог, – ответил часовой, – я солдат, и подкупить меня нельзя.

Этот искренний ответ отнял последнюю надежду у Рене.

Узник провел ужасную ночь, кандалы натирали ему тело и почти не давали пошевельнуться.

Его терзали не только физические страдания, но и душевные муки. Если бы месяц назад, когда он находился в полном блеске своего могущества и славы, его арестовали и посадили в тюрьму, он проклинал бы, ругался, но все же говорил себе: «Не пройдет и трех дней, как королева освободит меня, и я накажу тех, кто осмелился поднять на меня руку».

Месяц назад Рене не сомневался в своей счастливой звезде.

Но на пути ему встретился человек, сказавший то же самое, что некогда предсказала ему и цыганка: брак его дочери с дворянином будет причиной его смерти.

Страшное предчувствие овладело им.

«Годольфин исчез; его, без сомнения, убили, – размышлял флорентиец, – чтобы похитить Паолу… И если похититель дворянин, то я человек погибший…»

Он впал в отчаяние, и не рассчитывал на то, что Екатерина приложит все усилия, чтобы спасти его.

Суеверный итальянец уже видел перед собой членов парламента в красных одеяниях, Гревскую площадь, палача, котел с расплавленным свинцом, железные прутья, которые должны раздробить его кости, лошадей, приготовленных для того, чтобы разорвать его трепещущие останки.

Рене заплакал, а потом впал в апатию, из которой ничто не могло вывести его: ни смена часовых у дверей, ни тюремщик, принесший ему на рассвете кружку воды и кусок хлеба.