Железная маска (сборник)

Серые башни замка Панестер, освещенные луной, отражались в мутных водах Луары. Сеньор Панестера носил титул видама[98], поскольку получил свой лен[99] от нантского епископа. Замок был древним сооружением, чьи стены помнили еще времена крестовых походов. Его стены местами обвалились, парк, заросший вековыми дубами и буками, был запущен, высохшие крепостные рвы заросли бурьяном. В ветреные зимние ночи ржавые флюгера на шпилях башен, беспорядочно вращаясь, наполняли воздух зловещим скрежетом и распугивали воронье. Подъемным мостом замка не пользовались с незапамятных времен, а в заброшенной кордегардии не было ни единого стражника.

Что и говорить – Панестерская видамия была чрезвычайно бедным леном, а сам видам, человек довольно пожилой, выглядел наполовину монахом, наполовину воином. В юности он был священнослужителем, в зрелые годы – воином, а в ту пору, когда он состоял при нантском епископе, ему поочередно доводилось быть и тем, и другим. Жилось владельцу замка туговато, ибо доходов его зе́мли почти не приносили. Вот почему в тот вечер, о котором здесь пойдет речь, он отужинал более чем скромно, отдав дань самой незатейливой стряпне, приготовленной кухаркой, носившей странное имя Схоластика.

Покончив с ужином, видам уселся в старинное, обитое кожей кресло поближе к очагу. Его прислужник Паком устроился на маленькой скамеечке у ног господина, чтобы развлечь его чтением вслух. Схоластика прикорнула в уголке, а Пуаврад, малолетний нищий бродяжка, которого держали в замке из милости, отправился в парк ставить силки на кроликов, которым предстояло украсить собой завтрашний обед главы дома.

Ставни еще не были закрыты, и спустя некоторое время до видама донесся отдаленный шум – то были крики о помощи, звучавшие с Луары.

Паком умолк на полуслове. Видам поднялся и, шагнув к окну, распахнул створку. Ночь была светлая, луна стояла в зените, а поскольку замок стоял невдалеке от реки – на правом берегу, как раз напротив злополучной мельницы, – сеньор мог видеть все, что происходило на воде.

– Боже, господин мой! – воскликнул Паком, несмотря на преклонный возраст, все еще сохранявший острое зрение. – Там какое-то судно терпит бедствие!

Видам кивнул.

– Ты прав. Какая-то барка наскочила на скалы… Гляди: экипаж решил спасаться вплавь! Бедняги! Вода в это время так холодна, что большинство из них пойдет ко дну еще на полпути к берегу!

– Надо попытаться помочь им, господин!

– Ты окончательно спятил, Паком! Мы не успеем выйти из замка, как их тела унесет река. И ты забыл о моем ревматизме, как, впрочем, и о своем!

– Но, господи…

– Уймись! А вдруг это гугеноты? Тогда туда им и дорога!

– А если они добрые католики?

– Тогда Господь не оставит их, а я на всякий случай прочту молитву в помощь плавающим и путешествующим!

Молитвенно сложив руки, видам пробормотал несколько слов на латыни и осенил себя знаком креста.

Тем временем Паком пристально следил за всем, что творилось на реке. Он видел, как люди с барки направились к левому берегу, более близкому к ним, и лишь один из них внезапно повернул и направился правому – туда, где виднелись с реки очертания замка. При этом у пловца была какая-то ноша.

– Что за безумец! – в ужасе пробормотал Паком. – Он непременно утонет!

Но опасения прислужника не оправдались: тот вскоре пересек Луару и выбрался на берег буквально у стен замка.

Этим пловцом был предатель Гастон. Он в числе первых бросился в воду, поддерживая на плаву смертельно испуганную герцогиню Анну, и, почти сразу сообразив, что остальные попытаются достичь левого берега, повернул направо.

Продолжая следить за тем, как спасшийся карабкается по береговому откосу, поддерживая какую-то женщину, Паком сочувственно проговорил:

– Мой господин! Пловец-то, оказывается, не один. При нем женщина!

– Вот как? И что же, она в состоянии передвигаться?

– Насколько я вижу – да.

– И слава Всевышнему!

– Нам следовало бы их приютить и обогреть… Они вымокли насквозь, и наверняка им не повредит глоток вина!

– Паком! – сурово проговорил видам. – Не следовало бы тебе предаваться столь необузданному великодушию! Разве тебе не известно, что в этом неурожайном году мы вконец обнищали? Вина у нас совсем мало, да и хлеб дорог… Нет, разумеется, дверь перед ними мы не запрем, но и специально зазывать к себе не станем. Авось пренебрегут нашим смиренным жилищем и пойдут себе своей дорогой.

– Ошибаетесь, господин! Мужчина подхватил женщину на руки и теперь направляется прямо к замку.

– Дьявол их несет!

– Я выйду и встречу их! – сказал Паком, не обращая ни малейшего внимания на ворчание хозяина. Он уже отпирал наружную дверь, когда из натопленной кухни донесся окрик видама:

– Смотри же, если эти двое – гугеноты, не вздумай их впустить!

28

Часом позже герцогиня де Монпансье и Гастон уже согрелись и почти обсохли, ибо им было предоставлено лучшее место у жарко горящего камина. Как ни был скуп владелец замка Панестер, но первые же слова, произнесенные герцогиней еще на пороге, заставили видама оказать спасшимся с затонувшего судна самое широкое гостеприимство. И вот как они звучали: