— Подождите минуту, — Василий Иванович поднял руку, привлекая внимание. — Два года назад канцлер Бестужев-Рюмин направил императрице тайным меморандум о желательности варианта, при котором она выйдет замуж за Иоанна Антоновича. Ее императорское величество, вместе с графом Шуваловым встретились с «безымянным узником» и говорили с ним. После этой беседы меморандум Бестужева был оставлен без внимания, и более к нему не возвращались.
В комнате воцарилась тишина — о том никто из генералов не знал, даже в Сенате никто не ведал. С каменным лицом Василий Иванович произнес, видя как округляются от удивления глаза собравшихся:
— Нужно ввести в обман Иоанна Антоновича, предложив через Сенат направить к нему предложение — немедленно жениться на государыне Екатерине Алексеевне, царствовать вместе с ней, и тем самым остановить мятеж и дальнейшее кровопролитие. Если он ответить согласием, то в нужный момент арестовать его, или убить…
Глава 15
«Прикольная книга про «попаданца на троне» — стал Петром III Федоровичем, и выпутался из ситуации, все в шоколаде, гвардию разогнал и всех победил. Императрица Екатерина свет Алексеевна сама в постель легла, согласно высказыванию — нравиться, не нравиться, ложись моя красавица. Верной и преданной супругой стала — аж слезу прошибает от сентиментальности. А если у нее ПМС, то красотки у трона толпою — выбирай любую. И «детектор лжи» встроенный — любого предателя за два слова на «чистую воду» вывести раз плюнуть. Войска маршируют — полк туда, батальон сюда. И Кулибин пулемет сварганить может, и ружья магазинные, нарезные. Торпеды и броненосцы — велика мощь Державы Российской! Красиво, конечно — но от реальности далековато», — Иван Антонович перевернулся на бок, узкое ложе, сколоченное из досок, даже не заскрипело, хорошо его сколотили и прикрепили к каменной стене.
Сбежал он от жизни такой «красочной» — после жесткого топчана с соломенной подстилкой шикарное просторное ложе, с пуховой периной оказалось страшной штукой — жарко, проваливаешься как в яму. И уснуть невозможно — ощущения престранные, двое суток на ногах, а сне нет, и не идет. Вот и вернулся вчера в каземат, после разговора с Минихом, а затем с Марией, что жутко покрасневшая, поведала ему о беде страшной — «те самые дни начались у нее». Расстроенная донельзя, в пронзительно синих глазах слезы стоят. Утешил девушку, как мог, ведь единственная действительно преданная ему душа, дрожа внутри, как щенок, от вожделения, и решил делами заняться. Но почувствовал, что за два дня и ночь, проведенных в бодрствовании, устал, выжали его часы, полные волнения, как лимон.
Решил немного посидеть в привычном каземате, пошел в цитадель, спустился в отсек к надзирателям, уселся на дощатый топчан. Посмотрел на шкаф, где господа «вертухаи» тайно прятали мешочки с серебром и золотом, «нажитые непосильным трудом» (хорошо, что перенести его не успели»), решил прочитать крайне серьезные бумаги «высочайших инструкций». И, неожиданно для себя, свалился на голые доски и уснул крепким сном без всяких сновидений.
Впрочем, спал Иван Антонович недолго, часов пять — в бойницу светило раннее восходившее солнце, как по классику, где один закат торопиться догнать другой — все же еще «белые ночи» стоят. Внутри было ощутимо холодно — но его тело как то легко переносило подобное состояние, видимо привыкло за долгие годы.
«Надеюсь, у меня не клаустрофобия, а лишь сложный период адаптации. Боязнь обширных помещений в период только сна, так как на воздухе чувствую себя вполне уверенно. Спал на досках — вшей, надеюсь, не подцепил, а постельные клопы не наблюдались раньше. Пора вставать — не мешало бы поесть что-нибудь. Вот она настоящая жизнь царская — спишь на досках, как арестант, зато ешь два раза в день простую пищу, но обильную — тут грех жаловаться, кормят на убой, продукты дешевые, холодильников нет, а потому все свежее. Сразу варят и потребляют, о полуфабрикатах не ведают. Секса еще не было — но тут мой «реципиент» сам виноват, а теперь ждать несколько дней придется. Ничего — терпел много лет, несколько суток еще перетерпишь. Пора обратно возвращаться — и хоть что-то найти для перекуса, а то желудок к позвоночнику прижимается».
Иван Антонович поднялся с жесткого ложа, подошел к столу и отхлебнул кваса из кувшина — вчера озаботился распорядиться. Сам Морозов принес — на его глазах налил в кружку и выпил залпом, демонстрируя, что нет яда. А ведь он не просил их так делать — сами усердны не по разумению, на таких людей стоит положиться. Позевывая, поднялся по каменным ступенькам и отодвинул засов на толстой двери.
— Доброго утра, государь!