Железная мистерия

На окраине — старинный монастырек. Келья  Прозревающего.  Он  средних лет. Сидит в кресле, откинув голову на спинку и закрыв глаза.

Голос невидимого даймона[2]

Видишь ли суть
                  сквозь пятна
       Мечущихся личин?
Слышишь ли голос невнятный
       Со дна пучин?

Прозревающий

Улавливаю, но размывчиво… смутно…
       взор еще застит мгла…
Мнится — в геенне вручают кому-то
       родившемуся —
                   дар зла.

Тонкий, как нить, вздрагивающий голос из глубины

Развенчивай
               Царство
         Пред концом!
Оскверняй
               Церковь
         Бубенцом!
Прилепись
               К клиру
         Алтаря!
Подрывай
               Веру
         В трон царя!

Во дворцовой зале появляется Августейший в сопровождении хлыстовского «саваофа».  Оркестр  рассыпается  стаей  взвизгов.  Дамы  упархивают   за колонны.

— Mon Dieu! Qui est ca? [3]
           — Mesdames, спокойно…
Хитер, как лиса —
           И в том вся тайна.
— Но очи-то! Очи!..
           — Ах, не скажите…
— О чем он пророчит,
           Живой небожитель?

«Саваоф», поднимая перст, густым окающим говором

Нынче всякий походя
Лжет, в бесовской похоти,
Будто лишь в Европе ум,
Русь же — мрак да опиум.
По таким ударить —
Значит государить.

Августейший

Да, нелегко нам судно вести
Между сирен докучных…
С голосом царской совести
Вы лишь один созвучны.

«Саваоф»  обводит  колдующим  взором  зал.  Дамы  показываются  из-за колонн.

Одна, приближаясь

Простите неверный шаг…
Наш обморок… Наш смешок…
Теперь мы, осилив шок,
В вас поняли истый шик.

Другая, пошатываясь

Какой неимоверный взор!
Он — бел, фиолетов, бур…
Не все ли равно — пожар
Подхватит нас? Смерть? Позор?..

Третья, коленопреклоненно

О, возложи свою руку,
Как на священную раку,
На грудь мою: слышишь трепет?
То — кровь наша нас торопит! —

«Саваоф», благословляя дам и мужчин

Государь возлюбленный!
Мир, чертями вздыбленный,
Немогущ, пока я —
Страж твоего покоя.

Августейший

Вижу колонны я… обелиски…
Не вижу людей в империи!
Мне грустно: народ российский
Утратил мое доверие.
Один только вы мне близки,
Утес среди волн безверия!

«Саваоф», возлагая руки:

правую на грудь дамы в белом,

левую — на грудь дамы в розовом

Государь наш батюшка!
Ослабела церквушка;
Коль не хочешь падать —
Патриарха надоть!

Женский голос, подле Августейшего

Светится он несказанною тайной,
Мудрость его — как Русь глубока…
Чье же в России чело достойней
           Белого клобука?^{5}

Вокруг  «саваофа»  вспыхивают  синие  огни.   Порхая,   они   осеняют Августейшего, Принцев крови, старцев ареопага. Свет в люстрах убывает.

Августейший

Молись за Россию, отче,
Угодный Господу Богу;
А я — лишь смиренный зодчий,
Зовущий ее ко благу.
Черчу военные планы,
Чтоб было где реять флагу…
Умрем — и зарей желанной
Пойдем по райскому лугу.

Августейший удаляется.