Железная мистерия

Действительно, в черном кристалле Цитадели обозначается как бы особая ниша, схожая с усыпальницей. Там совершается чье-то однообразное движение, чей-то медленный с интервалами ход по кругу. Будто ворожащие существа выполняют заклинательное действо вокруг спящего.

Монотонные голоса

— Вот, сторожим
               Твой сон…
— Верно храним
               Твой сан…
— Длит на земле
               Твой сын
Путь к всевладычеству.
— Плещет над ним
               Наш кров;
— Злобой миров
               Он прав, —
— Нами творим,
               Он — миф,
Бич человечества!

Голос неподвижно-лежащего — сквозь сон

Не раньте проклятыми чарами
    Хоть час… лишь миг…
Дайте хоть совладать с укорами,
    Что знал…
               ждал…
                      мог…

Ворожащие

— Сильнее тебя
              Твой ореол:
— Вырос над гробом
              Мистериал, —
Не разорвал
              Сам Азраил
      Пут —
        уз…
           вервия…
— Сын твой залит
              Светом твоим,
— Стяг твой шумит
              К дальним краям,
— Млатом твоим
              В горнах куем, —
      Мы:
        рать
           первая!

Иная мелодия, женственная и завораживающая, возникает из недоступных глубин: не то — колыбельная песня, не то — заупокойное волхвование.

      — Крепче усни,
      Бедный герой,
В долгом Преддверии смерти второй.
      Будь глубока,
      Дрема, века,
В толще подземного материка!
      Весь хрусталем
      Крыт саркофаг…
Складками ластится траурный флаг…
      Окружено
      Хладным огнем
Ложе страдания ночью и днем.
      Спи, мой герой:
      Я ворожу,
Я фимиамами сон окружу,
      Остановлю
      Дни и века
В лоне чугунного материка.

Неизвестный

      О, узнаю: это — она,
   Недостижима — и вечно темна:
Мне сквозь Народную Душу звучал
      Голос ее…
      Звезды ее
Мчались, гудя, по окрайнам вселенной
      В гулкую пустоту…
   Ради чего же сошла она в тленную,
      В душную крепость ту?

Прозревающий

То — не она, ослепленный обманом!
         В сумрачных песнях
         Хищных кудесниц
     Эхо ее отдается всегда,
Царство ж ее — за последним туманом,
         Глубже черного лада.

Неизвестный

Да, я предвидел… Неясным чутьем
     Горько расслаивал эти напевы.
         Космос и хаос,
         Если казалось,
Будто струит их в мечтанье моем
         Высь Приснодевы…

Прозревающий

Если миры Приснодевы заронят
В душу сиянье — двоя этот блик,
Тихо возникнет на призрачном троне
Женственный, вероломный двойник.
В этом — закон твоей узкой тропы,
         Скользкой тропы…
         Страшной тропы…

С моря поднимается ветер. Цепочки фонарей вдоль набережных и проспектов раскачиваются, мерная, как звезды в угольно-черных небесах. На перекрестке — замешательство, топот бегущей от набережной толпы обывателей.

Вскрики

— Черный корабль!
              — Вновь эта тень!
— Ящиком… гробом…
              без парусов…
— За город дунь!
              — Вновь этот недруг!
— В рытвины… в недра…
              — Крепче засов!

Большинство пешеходов продолжает двигаться, как бы ничего не слыша. Но обучавшиеся на плацу бросаются врассыпную.