Железная трава (сборник)

— Здоров я, здоров, сам видишь! — говорил Егорыч, откликаясь Сергею. — А мы тут с товарищами аграриями артель сколачивали… Плетенки-кошевки будут вязать… Хватит с них батрачества у Тит Титычей… Знакомься! — указал он на поднявшегося из-за стола рослого человека в изрядно замызганной рабочей блузе без опояски. — Александр Румянцев, железнодорожничек!

— Бывший! — заметил Румянцев, протягивая руку Сергею и усмехаясь в ус. — Прямо с паровоза из Нижнего Новгорода да в тюрягу, а из нее, матушки, к вам!..

— Нашего поля ягодка! — продолжал, пошучивая, Егорыч. — Неисправимый бек… Один из учредителей Красноярской республики… Ничего, ничего, Сашуха! — коснулся он плеча железнодорожника, приметив, как тот осторожно повел глазами в сторону Сергея. — Этого товарища можешь не опасаться…

Прикрыв дверь в сени, хозяин усадил гостей за стол.

— Между прочим, друже, — обратился он к Румянцеву, — знали вы там, в Красноярске, кому своими успехами в пятом обязаны были?.. Ленину, Ленину, братец… Ведь это по его инициативе и под его руководством, еще за семь годков до вас, созданы были в Красноярске доверенными товарищами Ильича наши, социал-демократические кружки…

— В железнодорожных мастерских? — подхватил Румянцев. — Как же, говорили старожилы, говорили! Кружки… И литературка выпускалась… Так это от него, из Шушенского шло?

— Точно! — воскликнул Егорыч, пристукнув ладонью о стол. — Я об этом деле еще в Минусе слышал, как впервые с ним, Ильичем, встретился… Значит, поминали-таки старожилы о первых-то своих кружках?

— Еще как! Только не знали они, откуда ветерок вешний в их мастерские проникал… Я-то заездом в Красноярск попал, — пояснил Румянцев, оборачиваясь к Сергею. — Из Якутии на родину к себе, в Нижний, пробирался, да в самое полымя и угодил!

— Из Якутии? — переспросил Сергей. — Тоже… в ссылке там были?

— Вроде того! — снова усмехнулся в ус железнодорожник. — А вы… впервые в Сибири?

— Впервые, — подтвердил Сергей.

— И как… терпится?

Сергей заглянул в глаза, участливо обращенные к нему, потом перевел взор на Егорыча. Потянуло сейчас же, не откладывая, выложить о своем намерении бежать, но сдержался и заговорил об Иншакове и Пронине.

— Все можно терпеть, а вот с такими трудно! — заключил он жалобой свое сообщение об этой парочке недоумков-ликвидаторов. Так он и выразился:

— Недоумки! Каждый по-своему лопочет, а стучатся в одну дверь…

— И ту дверь любезно открывают перед ними господа октябристы с кадетами… — подхватил Румянцев. — Эх, и взаправду…

— Спокойней, спокойней, друзья! — прервал его Егорыч. — В семье, как говорится, не без урода! Конечно, повозиться с этакими еще придется… Дадут о себе знать подобные недотыкомки и в будущем… Однако носа вешать по сему поводу не приходится! Я вот потолкался последнее время среди своих и — прямо скажу: молодцы! С такими Россиюшка не пропадет!..

— О да… — улыбнулся Сергей. — Если только молодцы… выдержат!..

— Кто, наши? — поднял Егорыч голос. — Да тут, братец, такое, такое… Как бы это сказать? Где верхом, где пешком, а где и ползком… И всё вперед!.. Знаешь, на сухих местах трава этакая растет — железняк… Из себя невидная, а силы в ней… ай-яй-яй!.. Ее и мнут, и жгут, и рвут, а придет весна, она тут как тут!..

— Землицей богатой травка та держится! — заметил Румянцев. — В народе — наша сила!

— В точку сказано! — одобрил Егорыч и, как перед тем, пристукнул рукою о столешницу. — Сила наша в народе, но и народ без нас, без нашей правды… в рост не двинется!.. А сколько в нем дарований таится, в народе… уф-фа! — выдохнул он всею грудью, выражая свой восторг. — Недавно встретил я под Красноярском, через одну деревеньку проезжая, паренька тамошнего… Совсем, можно сказать, дичок и в грамоте еле-еле разбирается, а разговорились мы, да втолкнул я ему в головушку парочку стоящих мыслишек, так враз и ожил он да такое запел, такое…

Вслушиваясь, о чем говорил Егорыч относительно паренька, Сергей невольно метнулся мыслями, да и не мыслями, а скорее — сердцем, к Алене и тут же ощутил глухое беспокойство. Поддаваясь ему, произнес уныло:

— Все же нелегко сидеть в глухомани сложа руки… Тоска! И… надо ли сидеть?! — заключил он совсем неожиданно, без какой-либо связи с затронутой темой разговора.

Егорыч внимательно взглянул на него, помолчал.

— Тоска, говоришь? — начал он, вскинув руку на плечо Сергея. — Что ж, понимаю тебя! Все мы, здешние невольники, пережили этакое… Даже он, Владимир Ильич, нелегко переносил первые месяцы ссылки… Главное здесь — оторванность от соратников по борьбе и от самой борьбы… Знаете, что по этому поводу говорил он при нашей встрече… «Я, говорит, в первое время решил даже не брать в руки карты европейской России « Европы… Такая, говорит, горечь охватит, когда начнешь рассматривать на картах разные черные точки…»

— Вот видите! — воскликнул, оживая, Сергей.

— И как же было дальше? — весь насторожившись, издался к Егорычу Румянцев.