— У меня, браток, тоже…
Из соседней санатории похваляется:
— У нас — говорят — со всех концов лечат… Ты вот на одном этом нарзане сидишь, а меня, к примеру, и гидропатом и электричеством жучат… Вот как!
— Те-те-те… — протянул Кузьмич. — Ну, у нас — поскупей!
— А чего там поскупей! Сам ты, земляк, разиня… Докторов подхлестывать надо… Так и так, мол, давай!.. Перво-наперво, душу проси — шарко!..
— Чавой-та? — переспросил проворно Кузьмич.
— А струмент такой есть — из кишки водой по всему телу шаркают… Шарко, понимаешь? Дюже при ревматизме помогает… Опять же у кого кровь дурная!..
— Ишь ты! — прихмурился Кузьмич. — У нас это дело притаили… Спасибо, сват, что упредил!..
Наутро Кузьмич по горячим следам к докторице:
— Пропиши ты мне, милостивица, плепорцию душа, шаркот, что ли, по-вашему?..
Улыбнулась докторица:
— Что ж, можно! Отведай…
Прописала.
Сыскал Кузьмич гидропатию, разделся, вошел.
— Фу ты, мать честная, опять дамочки!.. Ну-т, делать нечего. — Прихватил конфузное место рукою и — ждет, что будет. Глядь-поглядь, берет кишку… дамочка!
— Отвернись, бесстыжая! — крикнул Кузьмич и подставил спину.
А она хоть бы что: знай себе из кишки зажаривает, да еще командует:
— Грудь… Спину… Боком!..
«Ну, нет!.. — думал Кузьмич, одеваясь. — Что-что, а это нам ни к чему… И земляк тоже хорош — бабьей кишкой угощает!..»
И больше в гидропатию — ни ногой! А жалко… «Что бы такое взамен испросить?»
Стал у больных допытываться.
— Тет-те-те електрификация! Это — по нас…
И опять — к докторице.
— Ты уж не обижайся! — начал он. — Шаркот мы отменили… ни к чему нам! Пропиши ты, будь матерью, стасов мне душ…
— Статический? — откликнулась докторица. — Да вам зачем же? Это ведь при известной болезни можно…
— Эх-хо! — вздохнул Кузьмич. — А почем ты, мать, знаешь, состоит во мне известная эта болезнь али нет… Да и то сказать: севодни ее нету, а там, глядь-поглядь, она и объявится… Ты уж не жидуй — пропиши!..
— Экий ты, — говорит докторица, — настойчивый!.. Ну, хорошо… На голову жалуетесь?
— Голова? А что ей? Об камень не расшибешь! Ране, точно что болела… Так то в старом еще прижиме когда, при монополии!..
— Ну, вот видите… А сон, как у вас… спите хорошо?..
— Да как сказать… — зачесался Кузьмич. — Дома спал за троих, а у вас худовато! Ну, известно, дома-то — при труде… За день намотаешься, придешь домой, под бок к старухе завалишься и никаких!.. А тут — худовато!.. Это точно — что…
— Ну, ладно, пропишу! — согласилась докторица. — Только больше ничего уж не просите…
— И-и, что ты, мать, нешто мы не понимаем? Да я теперь к тебе — ни ногой!..
Однако слова своего Михей Кузьмич не сдержал. Стаса душ ему приглянулся. Штука аккуратная: сидишь себе спокойненько, ветерок по лысине гуляет и вроде как в пояснице легче.
— Насморком страдали мы… — рассказывал он потом больным. — Так вить что ж вы думали? С тех разов в носу прочистило… ей-ей!..
Все было хорошо, да новая затея умучила Кузьмича. Нет видно предела человеческой зависти!
Сидел раз Михей Кузьмич во дворе санатория с молодым пареньком из слесарей. А дело было вечернее. Вечера в тутошних местах удивительные, особливо когда луна. По деревьям ртуть струится, а воздух… ну, прямо, мед липовый!
— Спать бы пора, да жалко!.. — позевнул Кузьмич.
— А чего жалко-то, дед?
— А вот погоди, состаришься — узнаешь… Тут у те — каждый час жизни на счету, а он, сон-от, ведмедем наваливается.
— А ты… не спи!..
— Дык как же не спать, ежели от природы это положено… идем, паренек, идем в палатки!..
— Ну, нет… Мне рано, дед… Я еще процедуриться пойду, на лунные ванны!..
— Чавой-та? — навострил Кузьмич ухо.
— Лунные, мол, ванны примать побегу… с сосновым экстратом… Здорово, дед, кровь полируют ванны эти!
И с хохотом убежал слесарек.
А Михей Кузьмич затуманился.
«Опять притаили… Ну и скупеньки же! И чего, скажем, докторица эта казенных денег жалеет?»
Долго ворочался Кузьмич в постели. «Пареньку прописали, а мне — ни гугу! А еще намеднись говорила, как честная: «мы, — говорит, — с вами, Михей Кузьмич, все лечения превзошли…» Вот те и превзошли… Нет, видно, не всех еще переделала Советская власть… Он, не всех еще! Докторов этих ломать да ломать надобно… А-а! Молодому прописала, старому не надобно… А чего ему, молодому-то, полировать, у его и так кровь-то полированная!..»
Весь следующий день беспокоился Михей Кузьмич. К беседам прислушивался — не заговорят ли о лунницах?.. Нет, все как в рот воды набрали… Известно, которому и прописано, так он затаит… Дороже они, надобыть, ванны эти, лунницы то-ись… Ох-хо, на весь-то протек дня!..
По двору, по саду бродил, в людей вглядывался, а люди как будто те и не те: вроде как обходят старика, сторонятся.
— Эх, человеки! Все бы себе, все бы себе…
Перехватил паренька, слесарька того самого.
— Опять… на лунницах?
— Что ты, дед? Каждый-то день трудно!.. — А сам бежать.
— Погодь-ка!
Где там — удержишь ли молодого!