Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I

— Да вот этот. земляной старичок, что про трупики пел.

Клинков поглядел на Подходцева. Потом тот и другой — на меня:

— Пойди умойся, — посоветовали оба.

* * *

Ах, как приятно окатить голову холодной водой на первый день Рождества Христова!

И. Матусевич ПАР — ДУША ЧЕЛОВЕЧЬЯ (Малый сказ)

Жил на земле народ.

Для чего — и сам не знал.

Живется, мол, ну и ладно.

Приходит Царь.

— Ну вот, теперь я буду у вас царствовать.

— А зачем? — подивился народ.

Царь кричит:

— Молчать, дурачье!

И приказал кого выпороть, кого в Сибирь. Окромя того землю всю отобрать и поделить между князьями да графьями. А самую лучшую да своим сродственникам. Всему же народу за благо признал подданным ему, Царю, быть и за Веру, Царя и Отечество стоять.

Почал народ стоять. Стоял за Веру, Царя и Отечество, стоял, пока колени не подносились. Свалился. Лежит.

Приходит Дурак.

— Ты чего, — спрашивает, — лежишь? Вставай–подымайся.

— А зачем? — опять дивится народ. — Поди, опять за Веру, Царя и Отечество стоять?

Дурак смеется ласково.

— Нет, милый, Царя отменили. Насчет Веры и Отечества безразлично. А стоять теперь тебе за Братство, Равенство и Слободу.

Делать неча — встал народ и почал стоять за Свободу, Равенство, Братство. Стоит, а коленки дрожат, земля из под ног уходит — того и гляди свалится.

Дурак добрый. Жалко ему народ. Давай уговаривать:

— Братцы, держись! Друг за дружку держись!

Послушался народ.

Кто кого за чуб, кто кого за бороду. Бабы, те за косы. Держатся крепко, так что у которых даже слезу прошибает.

Не может слез видеть Дурак, надрывается:

— Не в том смысле держаться! Надо так держаться, чтоб

слобода промеж вас была!

Совсем спутался народ, сбился с толку, не поймешь, как это держаться друг за дружку, а между прочим, чтоб сло- бодно было промеж?

Но тут объявился Большевик.

Глаза — Змей Горыныча.

Голос — Труба Иерихонская.

Даром, что сам плюгаш — от горшка два вершка.

Объявился и сразу декрет:

«Которые не трудящие — вон!»

А которые трудящие — тем за Третий Интернационал стоять.

Чего это такое — народ понять не может, да делать нечего. Понатужился и приспособился.

Не то что земли под ногами не чует, а и ног–то самих будто и нету совсем, но, между прочим, стоит.

Декрет!

Видит Большевик, народ ничего, покорный, только что оченно тяжко ему за Третий Интернационал стоять — пожалел.

Облегчать и ослобонять стал.

От хозяйства ослобонил.

От хлеба, от скотины всякой ослобонил.

От Бога ослобонил.

От мозгов ослобонил.

От сродственников разных, отца, матери и протчих ослобонил.

Хотел еще от чего–то ослобонить, только видит, что народ ажно в пар обернулся и уж и за землю не держится, а в царство небесное норовит.

Большевик, не будь дураком, подобрал концы неба, да в узел связал.

А пар–то внутрь пузырем узел раздул.

А пузырь–то вот, гляди, сорвется — и в лет.

Ну, Большевику того только и надо.

Живо корзинку к пузырю приладил — лететь протчие планиды под Третий Интернационал уровнять. Да только что собрался — шасть и Антихрист тут как тут.

Час, вишь ты, светопреставленья приспел.

Глянул Антихрист на дела большевика, да хлоп себя ладошками по ляшкам, да к Большевику:

— Ты што жа это ты, охальник этакой, с народом поделал? Сколько время народ светопреставленья дожидался! Может, тем только и жив был, а ты ему дождаться не дал! Ну, не грубиян? Да знаешь, за это тебя… С кашей съесть мало!

Осерчал Антихрист и без каши проглотил Большевика.

Да шершавый был Большевик. Подавился им Антихрист и помер.

Тут сошел на землю сам Господь Саваоф.

А земля вся голая — ни одного человека не видать. Только пузырь небесный над землей треплется. А в пузыре пар один — душа человечья.

Заплакал–зарыдал Господь Саваоф — жалко стало ему человеков своих.

Да ведь и то поди, кажному известно, как радовался сердешный, когда сотворил человека и Еву. Как дите малое радовался.

А тут, прости Господи, заместо образа и подобия —

— Пар!

Заплакал–зарыдал Господь Саваоф.

Обнял, горюн, пузырь тот, к сердцу прижал, да так крепко, ажно пузырь лопнул и пар весь как из бани.

Только его и видели.

А. Куприн СУД

Когда же настал срок последнему дню, то вострубил Архангел в золотую трубу, сотрясая небо и разверзая землю. И восстало из несметных могил множество мертвых, наполнявших землю, и облеклось плотию. С живых же спали ветхие земные одежды. И все они, живые и мертвые, предстали на Страшный Суд нагие, подобно прародителям до грехопадения.

Нелицеприятный Судия восседал на престоле из облаков, осененных радугою и пронизанных молниями. И были двое великих отверстых врат по сторонам престола. Одни, направо, вели в зеленый, сияющий сад, а из левых шел крутой спуск в дикое и черное ущелье, мгла которого изредка озарялась колыханьем багровых подземных огней.

Посредине же возвышались серебряные весы с золотыми чашами, и приставлены были к обоим концам коромысла два ангела, взвешивать добрые и худые дела человеческие. Подходили к тем весам поочередно все рожденные от женщины и, выслушав свой приговор, шли, по мере содеянного ими, направо, в жилище вечной радости, или налево, в геенну огненную…