Железное сердце

— Не помнить о тебе, как будто тебя не существует, потому что все, к чему ты прикладываешь свои вонючие лапы, становится несчастным. Насколько бы ты ни был уверен, что строишь свои козни нам во благо, на самом деле ты делаешь нас несчастными.

Лазурь очень быстро подняла на него глаза и Люба постаралась не задрожать от приступа ревности, целиком и полностью бесполезного чувства, тут же поправила она себя. Почему же она не подумала, что камуфляжных людей первым делом должно тянуть именно к себе подобным? Никаких шансов.

— Привет, Лазурь, — чисто улыбнулся Бостон и та зеркальным отражением улыбнулась ему в ответ невеселой и многозначительной улыбкой. Без слов.

Бостон, так и нависая над ней, впервые повернул голову к Джайзеру и впервые посмотрел на него серьезно.

— Снова собираешься кого-нибудь осчастливить? — он ухмыльнулся. — Начни с себя!

Джайзер мерцал, но вид у него оставался совершено невозмутимым и даже скучающим — будто действие шло четко по сценарию, будто все предусмотрено, сто раз отыграно и ничем новым не блещет.

— Так-то… Слабо? Трус!

Бостон снова улыбнулся Лазури.

— Лазурь… Поехали со мной? Покатаю. Выедем за город, развлечемся — и хрен с ним, с нашим строгим папочкой Джайзером!

И снова слово «папочка» прозвучало выразительной, обжигающей издевкой. Любе захотелось зажмуриться и она так бы и сделала, если бы краем глаза не заметила, как Джайзер буквально на секунду крепко сжал зубы. Она внимательнее присмотрелась к парочке у дивана.

Лазурь закинула голову и звонко расхохоталась.

— Бостон, — она протянула руку и погладила его по щеке. Но не так, как гладят любимого человек. Скорее, как любимую собаку. — Вы с ним друг друга стоите, — нежно прошептала она, а потом за секунду ее лицо совершено изменилось на противоположное — яростное и дикое, Лазурь крепко сжала его щеки пальцами, вдавливая их в плоть и резко оттолкнула от себя. — Но не смей вмешивать ее!

Теперь Люба вцепилась в стул еще крепче. Всего секунду назад она почти ненавидела Лазурь, ненавидела той слабой и бесполезной ненавистью, что бывает у проигравших более удачливой сопернице и считала, будто ее присутствия в комнате никто не замечает. А теперь Лазурь смотрела на Любу с пониманием и поддержкой и ненависть ушла, оставляя только боль.

Бостон дернулся, будто хотел обернуться к Любе, но сдержался. Потом молча махнул рукой, раскрывая очки, картинным жестом нацепил их на нос и пошагал к двери.

— Бостон! — Джайзер вскочил, но следом не бросился. — Послушай меня! Мы все знаем, что иного выхода не было. Слышишь? Ты меня ненавидишь? Прекрасно, я могу это понять! Но если ты задумаешься — не сможешь ни признать — у меня не было другого выхода! Ни у кого из нас не было! Мне даже прощения просить не за что! Слышишь меня? Мы сделали то, что должны были сделать! Ради безопасности всех! Ради твоей безопасности! Подожди! Когда же ты поймешь, что я не пытаюсь тебя купить! Я пытаюсь извиниться. Хотя бы так!

Однако Бостон ушел, не попрощавшись, не обратив на слова Джайзера никакого внимания.

Некоторое время в комнате царила тишина, только где-то далеко затихали шаги тяжелых ботинок и совсем по-старинному щелкали часы.

— Ладно, — подал голос Джайзер, усевшись назад и покачивая ногой. — Ну его. Не очень-то и хотелось.

Тогда Люба мгновенно поднялась на ноги, схватила стул и с неожиданной силой зашвырнула поверх головы Джайзера в стенд с коллекцией хрустальных фигур. Радужный дождь с грохотом полился вниз, на пол, Джайзер крепко сжал зубы, но не пошевелился, осколки продолжали скакать по полу, пока не остановились и не сложились в симметричном узоре и только тогда Люба отправилась обратно в свою комнату. Ей надо было побыть одной. Сердце качало воздух, как качественный механизм, точно и сильно, жилы натянулись, как хорошо настроенное устройство и она казалась самой себе настоящей куклой — биороботом из низкобюджетного фильма с хреновым актерским составом и тупым сценарием. Ей досталась слезливая роль бездушного существа, стремящегося стать человеком, чего, естественно, ей изначально не светило. Роль жалкой, никому не нужной, бесполезной твари.

Только одно Но — она не желала участвовать в этом спектакле, так же, как не желал Бостон.

Хотя она не просто закрыла дверь, а еще и заперла замок (кстати, а зачем он в помещении, где все ходят сквозь стены и по воде, аки посуху?) одиночество ей не светило.

Возле кровати соткалась Лазурь, уселась на краешек, прямо возле Любиной головы, но та тут же отвернулась в другую сторону.

— Ты хочешь побыть одной. Хорошо. Но я считаю, что сначала должна кое-что объяснить.

— Не хочу больше ничего слышать.