Железное золото

Повелитель Праха с легким удовлетворением наблюдает за мной, пока я осознаю это. В его последних минутах нет радости. Нет жестокого удовольствия. Лишь огромная усталость.

– Орион и Виргиния должны узнать про наступление Аталантии, – говорю я. – Нам нужно идти.

– Ты думаешь, я рассказал бы тебе об этом, если бы у тебя оставалась надежда как-то повлиять на происходящее?

– Дэрроу, мы должны сообщить им… – вмешивается Севро.

– Ты проделал весь этот путь, – продолжает Повелитель Праха, – через великую тьму, думая, что сможешь убить меня и вернуться домой, к семье. Но теперь тебе некуда возвращаться. Республики нет. Семьи нет.

– Семьи нет… – эхом повторяю я.

Севро делает шаг вперед:

– А ну повтори!

– Вы оставили своих детей. Ведь так?

Севро кидается вперед и хватает старика за горло:

– Что ты несешь, черт побери?!

Повелитель Праха улыбается ему:

– В конечном счете ты похож на меня. Я потерял детей на своей войне. А теперь и ты тоже.

Хватка Севро слабеет.

– Твоя дочь, – старик переводит взгляд на меня, – и твой сын. Они захвачены.

Нет!

Мои пальцы сжимаются на столбике кровати, в которой лежит эта гниющая развалина, и я чувствую, как что-то пробуждается у меня внутри. Тот шепот бесформенного страха, что приходит ко мне, когда я просыпаюсь после ночного кошмара, на мгновение забываю свои человеческие иллюзии и вижу мир таким, каков он на самом деле, – холодным. Темный ледяной ветер проносится через мое сердце, и я понимаю, что проиграл. Я оставил своего мальчика.

– Ты лжешь, – шепчет Севро.

Мы оба мечемся в клетке страха, каждый погружается во тьму, каждый не в силах осознать, не в силах поверить, что Повелитель Праха говорит правду. Это всего лишь злоба умирающего. Только так, и не иначе. Иного нельзя принять.

– Ты лжешь, – повторяет Севро. Лицо у него белое, как молоко.

Но старик не лжет. Слишком уж откровенное удовлетворение написано у него на лице.

– Это сделал ты? – шепчу я.

– Ах если бы! Это был один из ваших.

– Кто?

Повелитель Праха смотрит на меня, потом отворачивается к светлому морю, куда уже сбежал его дух.

– Лорн был прав, – произносит он хриплым шепотом. – Счет приносят в конце.

– Кто похитил моего сына?! – кричу я. – Кто?!

Севро с животным криком проносится мимо меня и впечатывает кулак в лицо Повелителя Праха. Он бьет снова и снова, пока его руки не покрываются кровью по запястья, а губы Повелителя Праха не превращаются в безобразное месиво. Я хватаю Севро и получаю удар в челюсть. Но я не разжимаю рук, повиснув на нем, пока он не начинает задыхаться. Севро отталкивает меня и разворачивается к Повелителю Праха с обнаженным клинком в руке.

– Он нужен нам живым! – кричу я. – Нам нужна информация!

Раздается негромкий хлопок. Я оглядываюсь на Повелителя Праха и вижу пену, пузырящуюся у него на губах. Он выплевывает на простыни вставной зуб. Аполлоний подбирает его и принюхивается.

– Яд.

– Кто похитил моего ребенка? – трясу я старика. – Говори!

Тот ухмыляется, обнажая гниющие десны.

– Он не скажет, – хмыкает Аполлоний.

– Это не значит, что он должен уйти легко, – бурчит Севро.

– Я согласен с полукровкой, – кивает Аполлоний.

Он хватает с одной из медицинских машин бутылку антибактериального спрея, которым медсестры, должно быть, обрабатывали оборудование. Потом берет одну из стоящих у кровати свечей.

– Нет!.. – Глаза Повелителя Праха расширяются от страха, речь его от яда сделалась невнятной.

– Аполлоний… – Я делаю шаг к нему, но Севро толкает меня обратно.

– Сожги этого урода! – презрительно ухмыляется он.

Аполлоний смотрит на меня:

– Жнец?

Скорбь моя бездонна.

Я убил Вульфгара. Разрушил свою семью. Потерял сына.

И все из-за этого гниющего работорговца.

– Жги.

– Нет! – Повелитель Праха пытается подняться с кровати. – Стойте!

– Прах к праху. – Аполлоний направляет бутылку на старика. – Пыль к пыли.

Он нажимает кнопку распыления. Антибактериальная жидкость с шипением покрывает Повелителя Праха химическим блеском. Потом Аполлоний швыряет свечу на кровать. Огонь встречается с парами спирта, и вспыхивает синее пламя.

Повелитель Праха кричит. Огонь бежит по сухой пленке кожи. Старик бьется в аду, словно извивающийся богомол. Его кожа сжимается, покрывается пузырями, вспухает и чернеет. Комнату наполняет едкий дым. Пластиковые трубки, присоединенные к внутренностям и рукам, натягиваются и тащат медицинские машины к кровати.

Аполлоний отстраняется от творящегося ужаса с радостным удовлетворением. Пламя пляшет в его глазах, отбрасывает безумно скачущие тени на высокие скулы. Я стою рядом с Севро и не чувствую ничего, кроме зияющего одиночества. Моя война, мой выбор отнял у меня семью и всех друзей.

Душевная боль терзает меня изнутри и жжет сильнее этого пламени. И когда Повелитель Праха испускает последний вздох, я отворачиваюсь от сцены убийства, такой же потерянный, как семнадцать лет назад, когда я шел по эшафоту, чувствуя петлю на шее. Я желал тогда лишь одного – быть отцом. И теперь потерял своего сына.

61. Лисандр Лорд окраины