Железные бабочки

Но прежде чем я смогла осуществить своё желание, графиня, словно почувствовав его, села рядом со мной на диван и схватила меня за руки. Возможно, мне предназначалась роль компаньонки, или же графиня просто хотела на моём тусклом тоне подчеркнуть своё сходство с этой сверкающей комнатой.

У меня не было времени размышлять над этим, потому что барон придвинул свой стул к моей стороне дивана, сел и, слегка наклонившись, разразился целой серией напыщенных и тупых вопросов.

Устала ли я во время путешествия? Каковы мои впечатления от Аксельбурга? Каждый раз он ждал моего ответа, как учитель ждёт правильного ответа от тупого ученика. Я была уверена, что он играет какую–то роль, и что на самом деле ему скучно. Графиня переводила взгляд с него на меня, как будто смотрела пьесу. И не казалась раздражённой тем, что её кавалер сосредоточил всё своё внимание на мне.

Я отвечала коротко, сообщая только отдельные подробности нашего путешествия. А что касается Аксельбурга, я ответила чистую правду.

— Что касается этого, сэр, то я видела так мало, что не могу составить никакого впечатления.

Он чуть оживился.

— Ну, это можно изменить, графиня. Мне доставило бы огромное удовольствие познакомить вас с нашим городом. Городом, которым мы справедливо гордимся, — в голосе его отчётливо прозвучал сарказм, и мне не нравилось, как он всё больше и больше наклонялся ко мне, создавая впечатление, что мы говорим наедине. Я скорее почувствовала, чем увидела, что графиня Луиза шевельнулась. Может быть, она призовёт своего кавалера на его законное место?

— Вам это понравится, Амелия, — впервые она назвала меня по имени, и я ощутила негодование. — Мы это организуем. Но, конечно, не сейчас. Помните, Конрад, графиня фон Харрач должна оставаться — вернее, мы с ней должны оставаться здесь, пока её не примет его светлость и не станет известна его воля.

Для меня это прозвучало так, словно графиня извлекла украшенную драгоценными камнями заколку в виде кинжала из своей высокой прически и использовала её как настоящее оружие. Я так глупо позволила привести себя в этот дом, в этот город, в эту… западню?

Я была так поглощена собственными причинами, побудившими меня приехать сюда, что совсем не думала о том, что может ожидать меня по другую сторону границы. Это же чужая страна, которую я не знаю и в которой меня никто не знает. Неужели мне следовало верить всему, что мне говорили? Наверное, кому–то… может быть, курфюрсту… я нужна, иначе полковник Фенвик и граф и графиня фон Црейбрюкен не были бы отправлены за мной. Но, может быть, я имею ценность инструмента, фигуры в какой–то сложной интриге? Первоначальный страх соединился с гневом — не только против этих двоих, но и против себя самой, против собственной глупости. Мне пришлось использовать всю силу воли, чтобы не вскочить и не выбежать из дома, просто чтобы проверить, позволят ли мне это сделать. Черпая силы в этом гневе, я ответила графине самым спокойным тоном:

— Меня никто не знает, так что какая разница? Если меня увидят в городе, всё равно не узнают, — вопрос–испытание, лучший, какой я могла придумать за короткое время раздумья.

Я увидела, как на мгновение сверкнули её белые зубы, впившись в нижнюю губу. Она сделала вид, что глубоко задумалась, как будто мои подозрения не имеют никаких оснований.

Потом она рассмеялась.

— Вы говорите правду, Амелия! Действительно, кто вас тут узнает? Ведь наша тайна сохранена, не так ли, Конрад? Вы не слышали никаких сплетен или рассуждений? Не задавала ли в последнее время леди с куриными мозгами, служащая нашей преподобной аббатисе, подозрительных вопросов? Вы увидите, Амелия, — тут она повернулась ко мне, не ожидая ответов барона, — что двор хватается за слухи и сплетни, как голодный за мясо. Скука — наша величайшая ноша, мы разгоняем её болтовнёй, правдивой или же нет. Сплетня может пробежать по городу со скоростью огня. Конрад, успокойте нас. Что говорилось, что вы слышали?

Барон улыбнулся.

— Ах, Луиза, пока никаких слухов. Тайна сохранена так хорошо, что можно подумать, что кто–то оживил великого колдуна и тот волшебством запечатал губы…

Графиня вздрогнула и, к моему удивлению, сразу стала серьёзной, хотя именно такого ответа, видимо, ожидала. А барон продолжал:

— Все поверили, что наш достойный полковник был вызван к умирающему родственнику в страну, из которой произошло его семейство, а вы с графом отправились на юг, чтобы проконсультироваться у известного врача по поводу подагры графа. Вас, во всяком случае, всем недоставало, дорогая леди; скука, на которую вы только что пожаловались, серой тучей затянула наше небо. Не стану отрицать, что ходили и некоторые… рассуждения, которые, как джентльмен, не буду вам повторять. Но относительно истинной цели вашей поездки — нет, абсолютно ничего! — начал он свою речь в тяжеловато игривом тоне, но закончил совершенно серьёзно и так выразительно смотрел при этом на графиню, как будто ему было очень важно, чтобы она поверила.

Она снова приняла легкомысленный тон.