Железные бабочки

– Конрад! А мы считали, что вы на маневрах, – графиня вся превратилась в трепещущие ресницы и улыбки. – Какой замечательный сюрприз!

Но я была уверена, что для неё это не сюрприз. Графиня уже повернулась ко мне.

– Графиня фон Харрач, позвольте представить вам барона Конрада фон Вертерна, – она как будто привлекала моё внимание к сокровищу, не менее ценному, чем те, что хранятся в знаменитой башне курфюрста.

– Благородная леди, – барон поклонился мне. Английский его звучал гортанно, с гораздо более сильным акцентом, чем у графини. – Мы с нетерпением ожидали вашего прибытия.

Я поклонилась, как при всяком знакомстве. Но не протянула руки. При одной мысли, что его губы коснутся моей кожи, я испытала отвращение. Он смотрел на меня дерзко, и это мне тоже не понравилось.

Прожив бо́льшую часть жизни затворницей, я почти не знала привычек мужчин и не думала, что способна вызвать мгновенное восхищение у незнакомого человека. И не хотела, чтобы меня разглядывали, как рабыню на рынке – а только так я могла бы описать обращённый ко мне взгляд барона. Я отошла к дивану и встретила его взгляд холодно, с самообладанием, которое, как я надеялась, унаследовала от бабушки.

Графиня пустилась в лихорадочную болтовню: похоже, результат представления оказался не таким, как она ожидала. Неужели она считала своего друга таким неотразимым, что я должна была тут же начать жеманно хихикать? Я думала, вежливо ли будет сразу уйти и оставить графиню развлекать своего любимого гостя наедине.

Но прежде чем я смогла осуществить своё желание, графиня, словно почувствовав его, села рядом со мной на диван и схватила меня за руки. Возможно, мне предназначалась роль компаньонки, или же графиня просто хотела на моём тусклом тоне подчеркнуть своё сходство с этой сверкающей комнатой.

У меня не было времени размышлять над этим, потому что барон придвинул свой стул к моей стороне дивана, сел и, слегка наклонившись, разразился целой серией напыщенных и тупых вопросов.

Устала ли я во время путешествия? Каковы мои впечатления от Аксельбурга? Каждый раз он ждал моего ответа, как учитель ждёт правильного ответа от тупого ученика. Я была уверена, что он играет какую-то роль, и что на самом деле ему скучно. Графиня переводила взгляд с него на меня, как будто смотрела пьесу. И не казалась раздражённой тем, что её кавалер сосредоточил всё своё внимание на мне.

Я отвечала коротко, сообщая только отдельные подробности нашего путешествия. А что касается Аксельбурга, я ответила чистую правду.

– Что касается этого, сэр, то я видела так мало, что не могу составить никакого впечатления.

Он чуть оживился.

– Ну, это можно изменить, графиня. Мне доставило бы огромное удовольствие познакомить вас с нашим городом. Городом, которым мы справедливо гордимся, – в голосе его отчётливо прозвучал сарказм, и мне не нравилось, как он всё больше и больше наклонялся ко мне, создавая впечатление, что мы говорим наедине. Я скорее почувствовала, чем увидела, что графиня Луиза шевельнулась. Может быть, она призовёт своего кавалера на его законное место?

– Вам это понравится, Амелия, – впервые она назвала меня по имени, и я ощутила негодование. – Мы это организуем. Но, конечно, не сейчас. Помните, Конрад, графиня фон Харрач должна оставаться – вернее, мы с ней должны оставаться здесь, пока её не примет его светлость и не станет известна его воля.

Для меня это прозвучало так, словно графиня извлекла украшенную драгоценными камнями заколку в виде кинжала из своей высокой причёски и использовала её как настоящее оружие. Я так глупо позволила привести себя в этот дом, в этот город, в эту… западню?

Я была так поглощена собственными причинами, побудившими меня приехать сюда, что совсем не думала о том, что может ожидать меня по другую сторону границы. Это же чужая страна, которую я не знаю и в которой меня никто не знает. Неужели мне следовало верить всему, что мне говорили? Наверное, кому-то… может быть, курфюрсту… я нужна, иначе полковник Фенвик и граф и графиня фон Црейбрюкен не были бы отправлены за мной. Но, может быть, я имею ценность инструмента, фигуры в какой-то сложной интриге? Первоначальный страх соединился с гневом – не только против этих двоих, но и против себя самой, против собственной глупости. Мне пришлось использовать всю силу воли, чтобы не вскочить и не выбежать из дома, просто чтобы проверить, позволят ли мне это сделать. Черпая силы в этом гневе, я ответила графине самым спокойным тоном:

– Меня никто не знает, так что какая разница? Если меня увидят в городе, всё равно не узнают, – вопрос-испытание, лучший, какой я могла придумать за короткое время раздумья.

Я увидела, как на мгновение сверкнули её белые зубы, впившись в нижнюю губу. Она сделала вид, что глубоко задумалась, как будто мои подозрения не имеют никаких оснований.

Потом она рассмеялась.