Железные души

– Забыл, – признаюсь я и пожимаю плечами.

– Значит, будем драться, пока не запомнишь. Ты, когда меня по плечу рубил, мог в это время молнию в свой меч пустить?

– Это не меч, а шашка.

– Да хоть праща! Лучше бы слушался, чем спорить со старшими. Иначе не долго тебе главой дома быть, враз съедят. Так что… Ну-ка, руби меня, и тут же бей молнией.

Я ударил. Со злости вложил в заряд столько силы, что от груди Сафронила дым пошёл, а там, где прошло моё лезвие, на металле остался чёрный след, как от электросварки.

– Ещё!

Рублю.

– Ещё!

Бью, тут же натыкаюсь на блок, между мечами оглушительно бьёт разряд, я на секунду слепну, но наношу рубящий наощупь. Вновь искра. Белое пятно на палитре стало почти на треть меньше, Сафронил замер и стоял неподвижно почти минуту. Потом сделал шаг назад, внимательно посмотрел на меня, кивнул, и прогудел:

– Хороший удар. Теперь тебя и отпустить можно.

Через час мы стояли на лесной поляне, где до того тренировались. Я мял в руке рюкзак, а Сафронил не знал, куда девать свои железные руки.

– Я не могу идти с тобой дальше.

– Знаю, слишком далеко от базы, – мой голос сам собой осип, настроение упало ниже каблуков.

– Помни про главное – запустить оборудование на биологической станции. И береги кристаллы.

Я кивнул, хлопая по рюкзаку. Там лежали четыре энергетических кристалла. Моя задача – вставить их в гнёзда питания. Где находится эта станция, я знаю очень приблизительно, только по ментальному навигатору, что всегда держит направление и расстояние у меня в голове. Удобная, кстати, вещь. Ничуть не мешает, никаких стрелочек перед глазами или других элементов интерфейса, но стоит задуматься «А где же станция?», как сразу ясно – тридцать два градуса на восток, сто шестьдесят километров двести метров.

Наконец, простились, и я двинулся на север, туда, где проходил тракт. До границы степи мы с Сафронилом добирались чуть в стороне, старались не попадаться на глаза. Этому очень способствовало то, что я поднаторел в ментальной магии. Маскировка получалась отменная. Стоило представить, что я сливаюсь с окружающим пейзажем, как меня переставали замечать. Я неоднократно под таким скрытом пробирался в трактиры и вытаскивал себе ужины. На серьёзное воровство не замахивался.

На тракт выскочил неожиданно и чуть не попал под копыта – пока продирался сквозь кусты на обочине, не заметил, как мимо пронеслась пятёрка всадников. Зато заметил их одежду. Фиолетовые с коричневым оттенком приталенные куртки с легкомысленными воланами на плечах, широкие штаны, почти шаровары, и сапоги, с голенищами, отвёрнутыми до самых щиколоток. Все перетянуты то ли ремнями, то ли с портупеями. На головах единообразия не было, я заметил и шляпу типа охотничьей, с узкими полями, и берет, один красовался открытыми светлыми волосами до плеч, а двое были вообще в банданах.

Когда кавалькада скрылась, приложил левую ладонь к точке на макушке. Мне её сразу после набега на плантацию дури показала Рида. В магическом зрении нащупал блок управления, и, дозированно вливая силу, стал представлять такой же костюм. Брюки только сделал уже, нормальные, да цвет сменил с фиолетового на тёмно-зелёный.

Через минуту я стоял одетый почти так же, как и проскакавшие мимо всадники. Ещё бы лошадь…

Лошадь обнаружилась через полчаса пешего хода. Причём, не одна. С телегой и лежащим на шкурах крестьянином.

– Дозвольте подвезти, ваша милость? – издалека проорал он.

Я остановился, подождал, пока транспорт поравняется, затем на ходу запрыгнул на шкуры. Раздался неприличный звук и круто пахнуло сероводородом.

– Фу! – сморщился возница. – Вы поосторожнее, ваша милость. Не продубились они ещё. Воняют дюже.

– Да уж.

Крестьянин помахал перед носом ладонью, отгоняя запах, и чмокнул лошади губами. Послушная скотина поняла без слов и прибавила ходу. А может, и самой лошади не очень нравилось кожи нюхать.

– Ты куда едешь-то?

– Да к барону Данлопу, ваша милость. Он, вишь, кожи для кожевни скупает. Ну, а мы, ежели, значит, скотина какая поляжет, то шкуру завсегда ему везём. А чё? И недалече, значит, и навар какой-никакой. А коровёнке-то, ей, поди всё равно, куда её кожа, значитца, девается. Ну, вот мы и…

– Ясно. А звать как?

– Серенгей. Коровин Серенгей, значитца. Вольный крестьянин.

Я оглядел телегу. Навалена она была с неплохой горкой, вознице для сидения осталось сантиметров тридцать.

– А сам откуда, Серенгей?

– Дык мы почаевские. С села Почай, значитца. Нешто не слыхали? А ить тута, поди, вёрст десять всего, как наш Почай. Мы, значитца, не баронские, село, чай, вольное. Потому и шкуру не в оброк отдаём, а, значитца, как положено, за живую денежку.

Последние слова крестьянин произнёс с довольной и гордой улыбкой. Я ещё раз оглядел телегу.

– Я гляжу, у вас по селу мор прошёл? Полегла скотина?

– Да не приведи богиня, ваша милость! – крестьянин сделал интересный знак – провёл ладонью вертикальную линию, будто деля своё тело пополам. – Вы пошто же нам такого горя желаете? Нешто обидел я вас чем?

– Никакого горя. Просто гляжу, шкура-то у тебя не одна. Десятка три их тут навалено. И все свежие, не продубились.