Но к Раймонду вернулась былая уверенность:
– Ни к чему ослаблять дух паладинов мрачными предупреждениями. Положимся на наше единство, христианское рвение и родственные чувства.
Жена Людовика VII, Алиенор Аквитанская, приходилась Раймонду племянницей.
– Говорят, король безумно привязан к королеве, – сообщила Изабо, которая, похоже, была осведомлена о том, что творится в сердцах и постелях всех властителей земли. – Как бы это не удержало его в Париже.
Констанции долг жены воина был ясен:
– Хорошая жена благословит мужа на правое дело и не будет ему препятствовать.
– Вот и увидим, хорошая ли жена Алиенор, – пожал плечами Раймонд.
Если бы они ведали, что пройдет еще восемь месяцев до того дня, когда жалкие остатки огромной французской армии доберутся до берегов Леванта – больные и изнуренные, сами крайне нуждающиеся во всевозможной помощи, – додержались бы они? Ждала бы Констанция крестоносцев так нетерпеливо, если бы знала, как изменит их прибытие ее судьбу?
Время ожидания прошло для франков в отчаянном противостоянии Алеппо. Занги был угрозой, а Нуреддин обернулся бедой. В отличие от отца, сын не был просто жестоким солдафоном. Опытный и отважный военачальник, Нуреддин оказался к тому же умелым правителем, а вдобавок ревностным в своей басурманской ереси, что весьма уважалось его единоверцами. Атабека Алеппо от покорения Сирии не отвлекали никакие иные владения, и скоро в нечестивые руки тюрка попала Артезия – антиохийский оплот на северо-востоке от Оронтеса. Милость Господня, однако, не покинула франков полностью – Нуреддин, по слухам, страдал приступами безумия и судорог, и следовало уповать, что дни его окажутся считаными. К тому же союз с Дамаском по-прежнему обеспечивал Антиохии безопасный тыл.
Однако тот, кто рассчитывал на верность мусульманского союзника, возводил свои упования на зыбком песке.
Весной правитель Хаврана, армянин Тантаис-Алтунташ, недовольный властью сельджуков, решил перейти на сторону франков. До сих пор верховным повелителем Тантаиса-Алтунташа был дружественный Дамаск, и тучные земли Хаврана – этой библейской земли Васан – служили эмирату житницей. Неудивительно, что Мехенеддин решительно воспротивился переходу своего подданного на сторону Латинского королевства. Поначалу Иерусалим остерегался брать Хавран под свою защиту. Особенное миролюбие проявляла королева, неспособная вести армию в бой и оттого склонная к миру. Зато король Бодуэн с пылом юности алкал ратных подвигов, в которых намеревался отличиться. Его сторонники указывали, что во владениях Алтунташа расположены ключевые крепости – Дераа-город Бернарда д’Эстампа, Босра-Буссерет и Салхад. К тому же притворщик Мехенеддин, продолжая уверять латинян в своей дружбе, в последнее время сблизился с Алеппо и даже выдал Нуреддину убийцу его отца. В конце концов Высшая курия Латинского королевства постановила внять слезной мольбе несчастных христиан Хаврана и милосердно избавить их от власти мусульман, тем более что обладание горной равниной Васана сулило в будущем и захват ненадежного Дамаска.
Армия, стосковавшаяся по прибыльным экспедициям, ликовала – наконец-то кончается скудное победами, славой и наживой женское правление. То, что первый большой поход нового короля Иерусалима предназначался во спасение христиан, являлось неопровержимым добрым знаком для грядущего царствования Бодуэна III.
Иерусалимское воинство вверилось шестнадцатилетнему юноше, и ополчение собрали со всей возможной поспешностью. Каждый из главных вассалов короны – граф Яффы, сеньор Сидона и принц Галилеи – привел с собой по сотне полностью оснащенных рыцарей, Иерусалим выставил шестьдесят одного рыцаря, сеньор Трансиордании – шестьдесят, Наблус – семьдесят пять, Акра – восемьдесят. Рыцарей сопровождали тысячи конных сержантов, туркополов и пеших арбалетчиков. Прочие вассалы королевства также срочно явились с полным составом своих войск. Тамплиеров и тех не пришлось уламывать присоединиться к столь благому делу. Король Бодуэн непременно окажется достойным доверия опытных, поседевших в боях воинов: юный лев возмужал и готов к угодным Господу героическим деяниям.
Даже самым коротким путем, напрямик через горы и пустыню, до подножья горы Ермон лежал долгий и опасный марш, а для свершения задуманного необходимо было успеть занять город прежде, чем Дамаск или Алеппо заставят Тантаиса-Алтунташа передумать.
Воины шли под беспощадным майским солнцем, накинув на раскаленные шлемы льняные наметы, поверх кольчуги – белые полотняные сюрко. Вновь победно реял в синеве серебряный иерусалимский штандарт с золотым крестом, рядом развевался гонфалон тамплиеров – черный крест на белом поле, слепило золото Животворящего Креста, но вместо скончавшегося праведного Уильяма, его воздевал ввысь уже новый патриарх Иерусалима – Фульхерий Ангулемский.
В Иудейских горах шли бодро, горланили: