Железные франки

Служанка потуже затянула на округлившейся талии Констанции ее лучшее платье – с лифом, украшенным жемчугом, с модными рукавами до пола, притороченными к лифу золотыми тесемками, с переливающейся, шуршащей юбкой из пурпурной, расшитой золотом парчи, ниспадающей на пол широким кругом. Вся эта роскошь, разумеется, не предназначалась похваляться перед несчастными паломниками. Просто престиж Антиохии требовал встретить французских королей в достойном виде. Хотя, приходилось признаться, Констанции хотелось выглядеть привлекательно – про красоту французской королевы менестрели уже все уши протрубили: кобылица в колеснице фараоновой, нарцисс Саронский, лилия долин!

– Да тьфу она, эта королева хваленая! – ворчала Грануш. – Куда ей до нашей голубушки!

– Татик-джан, не надо сравнивать. Только несчастные женщины завидуют чужой красе.

– Тлен вся эта плотская краса, следует возблагодарить Господа за ее отсутствие! – согласилась дама Филомена так деликатно, как она одна отваживалась.

Мамушка, которая никому не спускала даже намека, задевающего ее пташку, тут же доброжелательно отозвалась:

– Мадам, это нам с вами, гробам повапленным, за свое уродство можно Господа с утра до ночи благодарить, а нашей красавице пока такой милости не явлено.

Таинственная, необыкновенная Алиенор волновала воображение всего двора. Она не просто хороша собой. По словам Изабо, даже в придирчивом Париже, прославившемся учеными богословами, школярами и сочинителями, королева блистала утонченностью и изысканностью, и все мужчины влюблялись в нее с первого взгляда. Услышав эти похвалы племяннице, Раймонд горделиво усмехнулся, однако Констанция пресекла порочащие родственницу слухи:

– Зачем говорить такое о замужней женщине?

Но чем тоскливее была собственная жизнь Изабо, лишенная не только ненадобных в Антиохии теологических прений, но и гораздо более потребных для счастья детей и любящего мужа, тем больше пустоголовую женщину манил выдуманный блеск чужой.

Что касается мамушки, она на солнце обнаружила бы пятна, лишь бы чужое светило не затмило ее родное солнышко:

– Говорят, избалованная и своенравная бесконечно! Уверяют, она не жалеет усилий, чтобы нравиться чужим мужчинам, а сам Людовик у нее под каблуком… Один трубадур ей такие песни насочинял, что король его от двора с позором прогнал! И сына у нее нет, так что – сегодня королева, а завтра… фью… – и мамушка выразительно взмахнула рукой, якобы выметая королеву за порог.

Нет, стыдно свойственнице слушать эту напраслину.

– Грануш-джан, как ты можешь такие глупости повторять?! Она племянница Раймонда, значит, и мне вроде сестры, нам следует защищать ее доброе имя! Ее Мария – ровесница моей Марии. Алиенор и старше-то меня всего лет на пять, у нее еще родятся сыновья.

Оглядела отражение своей располневшей фигуры и окончательно отогнала невольное, недостойное чувство превосходства. Одна лишь Грануш отказывалась представить, что в мире могут существовать женщины, затмевающие ее голубку, ее звездочку, ее куколку. На свете, да и в Антиохии много красивых девиц и дам, но княгиня ни одной из них не завидовала, потому что верный и любящий Раймонд на прочих женщин даже не заглядывался и пекся лишь о благе их княжества.

Разумеется, сомневаться в красоте французской королевы не приходилось – достаточно было взглянуть на самого Пуатье. Если племянница хоть немного походила на дядю, то ее не удалось бы перещеголять самым роскошным парчовым убором. Аквитанская порода непревзойденна. Но как бы ни выглядела Алиенор и какой бы необыкновенной ни оказалась, они меж собой не соревнуются. Все эти самолюбивые, гадкие опасения – только наущение Сатаны. Констанция вполне довольна собственной внешностью: лицо так и осталось круглым, но теперь это ее молодило – в двадцать два года мать двух детей все еще выглядела юной девушкой. Кожа осталась светлой и гладкой, глаза при виде супруга и детей сияли, улыбка обнажала ровные и белые зубы, на щеках цвели ямочки, а голову оттягивала спускающаяся на спину толстая, перевитая жемчугом коса. Что же до тонкой талии – та вернется в свое время.

И права дама Филомена – не внешность важна, а то, что княгиня – преданная жена, заботливая мать, милосердная и разумная властительница. Просто мадам Мазуар умудрялась даже неоспоримую истину столь обильно полить ядом, что она становилась неперевариваемой.

И все же после одиннадцати лет правления, в течение которых все придворные, дамуазо и заезжие гости неутомимо воспевали изящество и красоту княгини Антиохийской, пасть в грязь лицом перед французским двором казалось невозможно, и исключительно ради чести Утремера Констанция накинула на плечи бархатный, подбитый соболем плащ с пелериной и капюшоном, ниспадающим на лоб модным мыском.