Железные франки

Среди всеобщей растерянности лишь Жослен, часто высмеиваемый за сомнения и осторожность, не растерял предприимчивости:

– Ваше императорское величество, объявите себя верным и милостивым сюзереном князя Антиохийского и примите его вассальную клятву, чтобы пресечь глупые и вредные слухи о том, что ваш сердечный союз якобы нарушен. Город необходимо утихомирить!

Иоанн уже вернул себе всегдашнюю невозмутимость. Багрянородный принял решение. Еще утром он получил нежданное донесение о вторжении анатолийских тюрков в Киликию. Если бы не напасть в лице неугомонных сельджуков, ни секунды его Византия, славная и гордая наследница греков и македонцев, преемница Римской империи, царства Святого Константина, самое древнее, самое могущественное, самое цивилизованное государство на земле, оплот истинного ортодоксального христианства, не потерпела бы на берегах Леванта пену неблагодарной Европы!

Но покамест полностью отобрать у франков эти земли принесло бы больше вреда, чем пользы: Византия затруднится сама охранять Сирию и Междуречье от сельджуков. Его империя будет и дальше терпеть латинян, но только под своей эгидой. Он посадит франков на цепь придуманного самими европейцами вассалитета и потихоньку будет эту цепь укорачивать, пока в них не исчезнет надобность. А чтобы они снова не предали своего ромейского сюзерена, автократор будет держать латинян и тюрков вцепившимися друг в друга. Пока своры гиен и шакалов продолжат враждовать, великий двуглавый орел сможет победоносно возвращать свои исконные земли: Анатолию, Киликию, Балканы. А там и Палестина вернется к истинному, законному владельцу.

Иоанн что-то произнес, трепетавший драгоман пришел в себя, оправился, важно перевел:

– Его Царственность как раз намеревались предложить нашему возлюбленному князю принести оммаж. Его Царственность готовы стать милостивым и справедливым сюзереном!

Раймонд усмехнулся: обещаний вечной дружбы и верной службы он даст сколько угодно. Пока греки предпочитают разрешать конфликты путем договоров и пышных клятв, пока они пытаются властвовать с помощью пустых слов и закорючек на бумаге, понимая, что длань Византии уже не столь могучая и длинная, чтобы удержать сирийские земли железным захватом, франки смогут восторжествовать. Окончательно споры решаются лишь кровью.

Теперь он досадовал, что не успел протянуть руку за императорской короной. Исключительная возможность была безвозвратно упущена, а все из-за этого некстати явившегося Куртене.

Время томительно тянулось под грозные пророчества Грануш и жалобы проснувшейся Изабо на нестерпимый голод. Констанция не ощущала даже жажды. К обедне татик получила долгожданное известие о разгроме противника и о своей полной победе – огнем по сухой ветке пронеслась весть, что Комнин освобождает Раймонда и Жослена.

– Хоть единожды этот никчемный Куртене на что-то сгодился – убедил Иоанна, что, если твердая рука Раймонда не восстановит в городе спокойствие, никто не сможет ручаться за жизнь и честь императора, – сообщила Грануш, сверкая глазами.

– Ромей отлично знает, что не будь тут франков, обнаглевшие сельджуки уже стояли бы под стенами Константинополя! – добавила дама Филомена.

– Мы обязаны лично поблагодарить императора! – стряхивая крошки с губ, вскинула Изабо молящие глаза на Констанцию.

Вновь исполнились слова Писания: «Мы были побеждены, и побежденные победили!» Все же согнать с трона князя Антиохийского, сына герцога Аквитанского, дядю королевы Франции, свояка короля Иерусалимского, не так же просто, как выдворить пьяницу из таверны! И Констанция жарко возблагодарила небеса, утаив от Создателя небольшую помощь Жослена, дабы не преуменьшать роль самого Господа в свершившемся чуде.

Отбившись от Грануш и Изабо, она ждала князя в замковом переходе. Когда наконец в ореоле факелов появилась высокая, широкоплечая фигура, решительно шагающая в алой развевающейся мантии, дивная, как явление Христа, у нее перехватило дыхание. Пуатье приблизился, крепко обнял свою Констанцию и закружил, заразительно хохоча. Он пах родным запахом кожи, железа, лошадей, пота и любимой им французской душистой воды. Поистине он был прекрасен и светел, как солнце.

– Мадам! Вы по-прежнему владычица Антиохии! Никогда Раймонд де Пуатье не согнется и не покорится!

Раймонд так безмерно гордился собой, словно не провел императорскую кобылу под уздцы да не просидел несколько часов под запором, а, по меньшей мере, сравнялся подвигами с легендарными франкскими героями. Теперь, когда князь заполнял собой весь проход, никто бы не поверил, что Иоанн, рядом с Пуатье подобный засушенному корешку, смог задержать, сломить или принудить к чему-либо этого мужественного, непобедимого гиганта.

Грануш не утерпела, принялась превозносить свою анушикс:

– Ваша светлость, это все наша княгиня! Это по совету нашей Констанции мы всколыхнули горожан. Я-то всегда знала, что моя деточка будет спасительницей всех христиан в Святой земле! Наша пташка самого Иоанна смогла запугать!