Мысль, что Констанция может страдать из-за белокурого северного варвара, но совершенно равнодушна к нему, истинному фарису, воплощению мусульманской доблести, утонченности и любви к знаниям, испортила настроение ибн Мункызу:
– Этому Раймонду и так судьбой дано слишком много. Ему следует ценить свое счастье и быть осторожным.
Муин ад-Дин улыбнулся собственным далеким воспоминаниям:
– Все счастливые в любви мужчины неосторожны. Князь Антиохийский не перебирает под ее окном струны кануна, не сочиняет ей поэм, не высаживает ради нее садов. Этот франджский Рустам воспринимает свое сокровище как должное и бережному пестованию своей избранницы предпочитает общество шумных рыцарей и вульгарных мадам. – Старый атабек, когда-то покоритель, а теперь знаток женских сердец, вздохнул. – Путь любви этой женщины одноколейный и ведет прямиком к обрыву разочарования.
– Не стоит ожидать от франджа, чтобы он оценил жемчужину дороже блестящих ракушек, – поддакнул своему господину Усама.
Александрийский друг его, Ибрагим ибн Хафез аль-Дауд, придавал, как и полагалось старцу, меньше значения внешности своей госпожи:
– В сердце княгини Антиохийской обитают справедливость, милосердие и любовь, но им нелегко вырваться наружу, ибо это сердце заковано в каменную ограду княжеского высокомерия с зубцами честолюбия, а вдобавок оно окружено колючими зарослями христианских заблуждений.
Впрочем, явную и трогательную любовь мадам Констанции к князю Антиохийскому не могло скрыть ничто. Это не мешало искренней дружбе ибн Мункыза с антиохийцем, может, даже наоборот, любопытство заставляло эмира предпочитать общество Раймонда остальным франджам. Эмир и князь вскоре принялись называть друг друга «мой брат» и «мой друг» и стали так неразлучны, что их прозвали Тристаном и Паломидом. Вместе они выезжали к близлежащим холмам, чтобы поохотиться за куропатками и зайцами, рядом оказались и на празднестве, проходившем на главной площади Акры.
Аль-Малик Фульк и его супруга Мелисенда, атабек Муин ад-Дин Унур, эмир Усама ибн Мункыз, князь Антиохийский с женой и прочая знать устроились в тени балдахинов на высоких, покрытых коврами и подушками помостах. Вокруг толпилась городская чернь, сдерживаемая стражниками.
Вначале на одном конце ристалища поставили двух дряхлых старух, а на противоположном – привязали кабана. Несколько конников заставили старух бежать наперегонки, громко погоняя их и придавая несчастным проворности остриями копий. Немощные женщины падали на каждом шагу, всадники заставляли их подниматься, толпа на площади хохотала и восторженно кричала, торопя нелепых бегуний непристойными жестами и позорными кличками. Рыцари и дамы, включая королевскую чету, не могли удержаться от соленых шуточек. Только старухи всячески пытались увильнуть от уколов, бесились и выкрикивали проклятия своим обидчикам. Впрочем, Раймонд уверил мусульманских гостей, что каргам очень повезло, поскольку их выбрали за немощь и уродство среди огромного множества желающих состязаться. Наконец одна обогнала другую и в награду получила кабана. Проигравшая пыталась вцепиться победительнице в волосы, но солдаты прогнали обеих ведьм взашей.
– А сейчас будет Божий суд, – объяснил Раймонд гостям, прислушиваясь к глашатаю.
– Что это значит? – заинтересовались мусульмане. Сидеть на лавках, покрытых грязными, колючими коврами, было неудобно и тесно, но франджи не обращали ни малейшего внимания на мух, вонь, соседей и жару, лишь обтирали пот рукавами и утоляли жажду вином. Выглядеть изнеженней этих свиней не послужило бы к чести атабека Муин ад-Дина и эмира Усамы ибн Мункыза. Но каких развлечений они могли тут ожидать? Поэтических состязаний? Вдохновенных кружений дервишей? Изысканных, ласкающих все чувства танцев пленительных дев? Необъяснимых чудес магов и чародеев?
Перекрикивая гомон, Раймонд пояснял гостям:
– Этого старика уличили в том, что он привел разбойников, разграбивших его деревню. Виллан сбежал, и вместо него по королевскому приказу были схвачены его дети. Тогда он вернулся и потребовал справедливого суда. В соответствии с нашим законом он получил право помериться силами с кем-то из своих обвинителей. Прево приказал владельцу разграбленной деревни представить бойца, готового биться со стариком. Исход сражения докажет истину.
Даже Божий суд тут означал только еще одну драку или пытку.
– Значит, тот, кто победит, тот и будет считаться невинным, а проигравший – преступником? Разве победитель всегда прав?
– Если победа честная, то конечно, – Раймонд слегка удивился вопросу. – Сейчас виллан сразится вон с тем кузнецом и докажет свою невиновность тем, что убьет его.