Железные люди

Обстановка была тихая-мирная. Я задавал вопросы, Виктор отвечал — толково и обстоятельно. Вообще, необыкновенная, просто-таки нетипичная для нашего общества ясность ума и даже яркость — характерная черта атомных подводников.

И вот, сидя верхом на скамейке, Виктор Семёнов и высказал мне такую мысль:

— Помнишь, Володя, слова одного поэта:

Гвозди б делать из этих людей!
Крепче б не было в мире гвоздей!

Понятное дело — Маяковский.

— Помню! — ответил я. — Только это не Маяковский, а Тихонов.

— Да как же не Маяковский? Ведь только он один мог сказать такое!

— Послушай, Витя: кто из нас двоих преподаёт русскую литературу — я или ты?

— Ну, будь по-твоему: Тихонов — так Тихонов, — миролюбиво согласился Виктор. — Значит, и этот такая же сволочь… Так вот, я сейчас начинаю кое-что понимать: советский наш флот — это был один большой гвоздь, сделанный из живых людей. Коммунистическая партия брала молоток и лупила по этому живому гвоздю. И он во что-то иногда хорошо вбивался, иногда плохо, а иногда не вбивался вовсе и ломался на конце, но в любом случае: остриём этого гвоздя были МЫ, простые моряки, простые люди. На нашей крови, на наших страданиях всё и делалось!

Глава двадцать первая Великие потрясения продолжаются!

Дико завыл людоед — застонала от воя пещера.

Гомер. «Одиссея», песнь девятая

Вскоре после взрыва в первом отсеке командир затонувшей подлодки капитан первого ранга Рымницкий получил сообщение о приближении новой беды: переносными средствами газового анализа было установлено, что уровень содержания водорода в третьем отсеке приближается к критическим четырём процентам, за которыми должен непременно последовать новый взрыв. Увы, но такова была аккумуляторная техника того времени — она требовала особой вентиляции, она требовала особого к себе отношения, а при нарушении этих требований она имела скверную привычку взрываться. Когда-нибудь такая техника будет восприниматься как нечто дикое и смешное, но в описываемую эпоху — другой ещё не изобрели.

Было приказано немедленно эвакуировать людей из третьего отсека во второй. Приказ был выполнен чётко и без паники: лязганье нужных дверей, быстрое топанье ног по нужным палубам и нужным ступенькам, стремительное движение в нужном направлении… Люди пулей проносились через единственную круглую дверь, соединяющую третий отсек со вторым.

Все успели выйти живыми. Тридцать человек. Даже и некоторую секретную документацию успели вынести. Штурман — капитан второго ранга Краюхин, на случай, если удастся дожить до следствия и суда, успел сунуть себе за пазуху навигационный журнал, чтобы потом доказать, что неправильных действий он не делал. Были вынесены и совершенно секретные документы шифровальщика. Всю же остальную документацию пришлось бросить, и это вызывало у многих такое же чувство страха, как и ожидаемый взрыв. Впереди-то ещё ожидались: либо смерть на дне океана, либо новая жизнь на суше — позор, отстранение от плаваний, разжалования, снятия с должностей, военный трибунал. И кому-то — и решётки, и камеры, и колючая проволока, а может даже, и расстрел. У власти ведь тогда находился генеральный секретарь, вышедший из недр советской тайной полиции и склонный именно к таким действиям.

Всё же, вышли-то, хотя и целыми-невредимыми, но не совсем удачно: взрыв грянул ещё при людях — при самых последних: разрываемая палуба, огненный шар, вольтова дуга, хлор. К счастью, этот взрыв не был таким же мощным, как тот, самый первый, что прогремел прежде в носовом отсеке. Тем не менее, давление ядовитого газа было достаточно сильным, чтобы ураганом ворваться в ОТКРЫТУЮ межпереборочную дверь, соединяющую третий отсек со вторым. Оно и ворвалось.

Отсек — на то он и отсек, чтобы ОТСЕКАТЬ. Отсекать живых от мёртвых.

По идее нужно было немедленно ОТСЕЧЬ оставшихся в третьем отсеке людей с помощью закрытия круглой двери диаметром в 820 миллиметров и предоставить им возможность самостоятельно бороться за живучесть свою собственную и того куска корабля, на котором их застиг взрыв.

Для тех читателей, которые ещё не поняли, о чём идёт речь, поясню попроще: нужно было пожертвовать этими людьми во имя безопасности всех остальных.

В нарушение духа и буквы Устава Рымницкий не стал этого делать. И к тому времени, когда это круглое отверстие было окончательно закрыто за последним спасшимся человеком, воздух во втором отсеке уже был испорчен прорвавшимся туда зловонием.

Итак, круглая выпуклая дверь на средней палубе между вторым отсеком и третьим была всё-таки задраена. Это означало, что с этой секунды люди потеряли четыреста тридцать восемь кубометров жизненного пространства, а именно таков объём оставленного отсека — самого большого на подводной лодке.