– Сдал я металл на «Северсталь». Так много-много денег получилось! Никогда столько не было. Сколько в России живу – ни разу! Ни на стройке столько не мог заработать, ни на заводе! Нигде! С семи деревень металл у меня был! Хотел уж вам с Димой остаток завезти, но потом так домой захотелось, Гриша! К себе на родину – в Таджикистан. Там мать с отцом у меня, понимаешь? Трое братьев там у меня, две сестры. Я здесь ведь женился, Гриша, у меня двое сыновей в Вологде, старшему восемь лет, а родители мои ни разу еще внуков не видели. Не выдержал. Денег как раз хватало на билеты на самолёт на всю семью, а обычно никак выкроить не могу… Ну и… уехали мы, Гриша… вот.
Дядя Гриша от этой исповеди аж онемел, а Димка в полной тишине витиевато выругался длинными непечатными фразами.
– Анзур, ты что, одурел?! Ты на родину хотел? А я чё – не хотел?!
Анзур покраснел и намертво вцепился в шапку. Летом они обсуждали не только скачки цен на железный лом, но и стоимость авиаперелётов да рост тарифов на железной дороге. Дядя Гриша выручку собирался потратить на билеты в плацкарт, и Анзур знал об этом. Как магнит железо, тянула дядю Гришу к себе вторая жаркая родина. К тому же он осознавал, что из-за болезни каждая такая поездка может стать последней в его жизни. Из-за невыплаченных вовремя денег дядя Гриша в Хадыженск не попал, а ведь мечталось, что нынче летом поедет он туда не один: внуков хотел свезти, чтоб поклонились корням своего рода.
– Вломить ему, да и всё! – вынес вердикт Димка, вновь сжав ржавые кулаки.
И тут Анзур неожиданно заскулил и схватился за левую щёку. Из глаз у него вышибло слёзы.
– Ой, ой, ой… Больно-то как! Зуб у меня, зуб!
– А не хрен было этот зуб в залог отдавать! – припомнил дядя Гриша. – Бог-то все видит! Что наш Христос, то и ваш Аллах!
Анзур достал из кармана потрепанной куртки целлофановый пакет, в котором бережно были упакованы деньги.
– Прости, Гриша! Прости, Дима! – протянул он деньги Димке.
Тот взял пакет и, демонстрируя полное недоверие, громко начал пересчитывать бумажки под легкое постанывание Анзура. У дяди Гриши от этих звуков и только что перенесенных переживаний заболело в животе. Кроме рака печени его еще с голодной юности мучила язва желудка.
– Танька, дай мне «омезину»[19]
да запить! А дураку этому анальгина хоть выдай! – приказал хозяин дома.– Не помогает анальгин, Гриша, – пожаловался Анзур. – Упаковку съел – не помогает!
– Так к зубному сходи, дурень! – презрительно бросил Димка.
– Не могу, Дима. Гражданства российского нет, полис не дают. И на платного врача – денег сейчас нет. Зима! Лом не сдает никто, – развел руками Анзур.
– Будешь так дела вести, тебе и летом лом не сдадут, – буркнул дядя Гриша.
– Да мы-то уж точно больше не сдадим, – хмыкнул Димка.
– Всё в «буханке» своей телепаешься по такой погоде! Ещё бы зуб не болел! До костей ведь, наверно, продуло. – Татьяна подала мужу капсулу «Омеза», а Анзуру всё же протянула таблетку анальгина. Он взял и пожаловался:
– Таня, неделю спать не могу. И дыры в зубе нет, а кажется, будто вся челюсть болит. И есть не могу, – чуть не плача, пожаловался скупщик.
– Как исть, когда зуб ноет! – покачала головой тетка Таня. – У меня, у маленькой, помню, до того зубы болели! А зубных врачей в деревне тогда и в помине не было. Бывало, заберусь на печку, лягу щекой на кирпичи, плачу! До того наплачусь, что так и засну. А как проснусь – легчает!
Она с ног до головы окинула взглядом Анзура и по-матерински вздохнула:
– Да уж! Исхудал, тощета! Лет-то тебе сколько?
– Тридцать семь.
– Сколько?! – ахнули разом и Димка, и дядя Гриша.
– А выглядишь старше меня, – с сомнением и легким торжеством произнес Димон.
– Так это… работал много. Дворником был, на стройке работал, на подшипниковом в Вологде работал… Теперь вот лом скупаю. Бизнес у меня.
– Пустил бы ты, Гриша, этого бизнесмена на печь погреться, – попросила вдруг тетка Таня. – Глядишь, зуб-то бы прошёл у него.
– Да щас! – фыркнул дядя Гриша. – Гланды мёдом ему не намазать? У меня у самого печень с утра разрывается, только печным теплом и лечусь.
И хозяин дома велел Анзуру:
– Скидывай свои боты да за спину ко мне на печь полезай греться.
– Зуб пройдет? – неуверенно переступил с ноги на ногу скупщик и с опаской посмотрел на Димку.
– Хрен его знает, – пожал плечами Димон, решив, что вопрос был адресован ему. – Но хуже так точно не будет. А то дык давай во двор выйдем – в раз выщелкну! Надо бы тебе вломить-то как следует!
После этих слов Анзур поспешно сбросил куртку, стащил ботинки и пошлёпал к печке, шмыгая носом. Он залез к стене за спину дяди Гриши и там растянулся на ветхой дырявой фуфайке, которая служила подстилкой поверх горячих кирпичей. Дядя Гриша продолжал ворчать и припоминал уже не только долг, но и другие промахи. Например, как спорил Анзур о весе последней партии черного металла, как не хотел повышать цену на алюминий, как пытался забрать за бесценок пакет медной проволоки…