Железные паруса

– … а дальше этот сукин сын мне и говорит, – продолжил Хуго, – пойдешь и принесешь для господина генерала подушку и перину. Вроде, как это прогулка в соседний супермаркет или к тетушке Гретте на день рождения. Естественно, я стою, как чурбан, по стойке смирно, руки по швам, локти врозь, как положено, сапоги начищены заморской патентованной ваксой – ребята притащили, и от меня на три метра по уставу воняет барабанными палочками – дезинфекционным дерьмом СР-11 так, что полковник морщится и тычет себе в нос платок в одеколоне. Небось, у какой-нибудь красотки одолжил. Эта свинья сидит, икает от французского коньяка, а наш боров рассуждает, какими мы должны быть гостеприимными и какие классные у него разведчики – цепные собаки, одним словом. Он меня, дурака, еще за окном купил, со всеми потрохами. Знал, что слышно далеко. Вот, значит, тогда я второй раз и сорвался, если считать первым училище, из которого меня сержантом и выперли. Видать, на роду написано помереть сержантом. А хоть бы и генералом! Не люблю, когда об меня окурки тушат. Отец, полковник бундесвера, из-за этого чуть инфаркт не получил. В деревню мы, значит, тихонечко ночью поползли – окопное дерьмо размазывать. Накануне я в один такой окоп под обстрелом свалился, а там трупы – поверишь, неделю мясо не мог есть. Я ребятам о генеральской перине – ни слова – стыдно. Думаю, вроде, как барахлишко попутно и захватим. Как уж назад – и не планирую, хотя каюсь, минное поле только проходами прорезано, да и то минут за двадцать до нашей вылазки и, естественно, знаешь, как всегда, – не до конца. Ползешь, заденешь за какую-нибудь железку, мина или нет? и холодным потом обливаешься, кто его знает, как она установлена с натяжением или на удар. Доползли. Ребята что надо. Свое дело знают. А в деревне – никого… пусто! Разделение как раз по фронту и прошло. Даже в штабе дивизии не догадывались. Но тогда об этом, ясное дело, никто не знал. Я, конечно, связного в штаб с запиской, мол, так и так, противник отступил в «неизвестном направлении, преследую», то бишь веду разведку по всем правилам – по уставу, не зря его в меня вдалбливали, как сегодня Кенто – «Отче наш…», а сам с ребятами вперед, догонять. Двадцать километров пехом и еще один под огнем, потому что они лупили со страха во все стороны и по всему, что движется. А про перину полковник через неделю вспомнил. Генерал, оказывается, проверяющим был, ну и влепил «неуд» за халатность – противника, мол, проворонил, а я, естественно – крайний, ублажатель, и загремел в штрафняк. Хорошее было время, вначале «оно» только раз в месяц щелкало. Щелкнет, и воюй дальше, это уж потом… потом идешь, например, километр, другой – и никого, трофей одни… – Сержант прищелкнул языком и выдохнул из себя воздух. – Да… потом…

– Да, потом… – неожиданно для себя посетовал Он, потому что у него тоже было, что вспоминать: Крым и пса, и Он подумал, что если выберется, непременно найдет его. Теперь Он был уверен, что выберется, не мог Он не выбраться, потому что его ждал пес. О жене Он старался не думать.

– Свинство все это! – тихо выругался Ван-Вэй. – Какое сегодня число?

О чем он мечтал? Возродить сотую династию в Поднебесной. Назло всему, что случилось на этой планете. Поди разберись. Может быть, Китай слишком большой для подобных экспериментов, а прекрасная Ло заждалась? Слишком далекая страна, если только туда агенты Мангун-Кале еще не добрались, а если и добрались, то теперь уже все равно.

– Четвертое, – уверенно сообщил Сержант. – Точно четвертое, четвертое июня. На улице лето. – И засмеялся удачной шутке.

Клипса по кличке Мясо искурил сигарету и даже остаток табака растер в ладонях. Ван-Вэй только потянул носом и сглотнул слюну. А Кенто-добряк хлопнул его по плечу и понимающе подмигнул:

– Уж теперь-то на свободе накуримся!

– Не выйдет у нас ничего, – вдруг произнес Ван-Вэй, и голос у него впервые прозвучал почти что уверенно.

Теперь каждый из них мечтал почти в открытую – не могли удержаться, словно малые дети. Им казалось, что от этого все сложится так, как они задумали.

– Почему? – спросил Мексиканец.

И все насторожились. Поп, как настоящий бригадир, даже не стал спрашивать, а только слушал.

– Потому что для любого китайца цифра четыре – роковая цифра, – пояснил Ван-Вэй, – разве не ясно?!

– Да брось ты! – сказал Сержант. – Где наша не пропадала.

– Не повезет нам, – обреченно сказал Ван-Вэй и замолчал, потому что уважал Попа-бригадира.

– Ну, а что ты еще знаешь? – спросил Он, пытаясь отвлечь от дурных разговоров и не думать, что кто-то из них глупо проболтается и что когда-то они с Сержантом воевали по обе стороны фронта и шарили по великой европейской равнине. Но это было так давно и с тех пор столько всего перемешалось, что врагов здесь на Земле у тебя нет и, вероятно, никогда не будет, если только то, что там, наверху, произошло, – не их общий враг.

– Да вот, в общем-то, идешь рядом с человеком или в строю – а потом «бац-ц!!!» и пусто, только вихрь крутится.