Читаем Железный бульвар полностью

Однако наступила, как известно, стабильность. При которой злонамеренные лица никаким влиянием на ход дел обладать не могут. Закономерность же состоит, наоборот, в движении по вертикали от хорошего к лучшему. Значит, если все-таки что-то не так, всему виной случайность. А Человеческий Фактор — ее псевдоним.

И точно. Выйдешь на улицу — все так и есть. Да что — на улицу! Прямо во дворе висит прокламация. Списываю буква в букву, за исключением числа и адреса:

«...06 г. будет производиться спилка дерева. Кто не согласен может подойдти на ул. ... с 10.00 — 12.00 ч. написать расписку о не согласии спила дерева с последующим несением ответственности за безопасность населения проживающего на этой территории, и материальной ответственности за причиненный ущерб машинам».

А? Каково изложено? С какой мстительной ненавистью. Не правда ли, Человеческий Фактор, сочинивший этот текст, недурно разбирается в других Человеческих Факторах? И обращается с ними точь-в-точь как государство. Не правда ли, судьба несчастного дерева (Растительного Фактора) предрешена?

Когда-нибудь после г-жа Яркий Жакет, объезжая свои владенья дневным дозором, заметит свежий пень и вознегодует: это что такое? разве я не запретила истреблять почем зря зеленых друзей? Ей ответят, пожимая плечами: Человеческий Фактор; за ним, знаете ли, не углядишь; а впрочем, завтра же все будет как прежде и даже лучше.

Признаюсь, я потихоньку коллекционирую эти ядовитые грибы здешней, так сказать, ментальности (не путать с менталитетом внутренних дел!). Сушу их впрок. Просто на память.

Когда из динамиков Московского вокзала женский железный голос вещает:

— В связи с террористической опасностью пассажирам воспрещается принимать от посторонних лиц какие бы то ни было конверты и пакеты!

Хахалю своему воспрещай, — возражаю в уме. — Или проводникам. В крайнем случае, носильщикам.

Однако понимаю, что иначе нельзя. Что если бы этот голос произнес что-нибудь помягче, повежливей, типа: господа пассажиры, остерегайтесь назойливых незнакомцев, — это был бы уже не наш Человеческий Фактор. Какой-нибудь чужой.

Кстати, бывает, что и он изъясняется с избыточной изысканностью — не сразу и врубишься. На стеклянной двери дорогого ресторана висит картонка с надписью:

«Уважаемые гости! Вам может быть отказано во входе без объяснения причин. Включая случай предварительного заказа стола».

Остановишься, перечитаешь (дежурный Человеческий Фактор придвигается поближе, напрягая под ливрейным смокингом бицепсы) — батюшки мои! а ведь этот бред переводится на русский как-нибудь не просто, а очень просто, типа: заведение только для белых! Приплыли, значит.

Но не важно. Формулировка сама по себе замечательная. Должно быть, такая же выведена на райских вратах. Надо бы дополнить ею — для ясности — Конституцию РФ. И начинать ею каждый школьный курс. Ни на одну минуту не забывайте, милые дети: вам может быть отказано во входе без объяснения причин!

Собор сгорел. В Пулково прибыл самолет с телами пассажиров другого самолета. Ресторан обступили бронированные иномарки. Человеческий Фактор отдыхает.

Тем временем Плутон утратил самостоятельность, перейдя на положение планеты самопровозглашенной, непризнанной. То есть Солнечная система, в которой все мы родились, упразднена. А некоторые еще стенают о распаде какого-то СССР.

28 августа 2006

<p>ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ</p>

Это если постоять на Малой Морской у дома Чайковского, посчитать окна Пиковой дамы. 66 ровно.

«...И взошел в ярко освещенные сени». Не знаю, не знаю — старуха была скупа — ну, канделябр — ну, два канделябра. Как бы то ни было, факт, что попадаешь в пространство именно тусклое, даром что электричество — штука безусловно посильней свечного сала. Обступающие поверхности — сверху, снизу, со всех сторон — столь убоги, что не выдерживают человеческого взгляда, и раскрашены так, чтобы не оставалось ни малейшей надежды. А впрочем, надо еще преодолеть турникет. «Легким и твердым шагом Германн прошел мимо его».

Поликлиника, поликлиника. На двух этажах — два коридора насквозь. Дюжины три дверей. Без сменной обуви категорически. Между прочим, забора крови сегодня не будет. Не больно-то и хотелось. Перепишем со стены полезные советы — «Как жить, чтобы не болеть»: «Во-первых, избегайте стрессовых ситуаций, насколько это возможно...»

Это вывешено возле кабинета кишечных инфекций. А Германн, на свою беду, свернул в другое крыло — где принимают терапевты и ревматолог.

Непонятный человек. Или, скажем так, неудобопонятный.

К тому же страшно нетипичный. Потому что чертовски богат. То-то и водится с конногвардейцами, с Нарумовыми да Томскими.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное