Субъективное внесло немалую путаницу в научные толкования Оно породило сотни всяких «измов», от которых ученый открещивался, как от нечистой силы. Эти «измы» были своего рода «умственной клеткой» и прежде всего мешали смелому научному сопоставлению разнообразных явлений. Боязнь сопоставлений в большей степени коснулась биологов, она перешла в страховку, в открещивание. Я подчеркиваю: боязнь и познание несовместимы. Было время, когда кибернетика как наука отрицалась. Правда, и тогда были сделаны смелые попытки моделирования биологических процессов. Позднее этот путь получил официальное признание. Я напомню о тех электронных «игрушках», которые свое время экспонировались на выставках… Но все эти «мыши», «черепахи», «белки», «клопы» и «моли» лишь моделировали нервную деятельность животных. У них не было своих собственных потребностей. «Белка» хватала шарик не потому, что он ей был нужен как пища, а потому, что так предусмотрел экспериментатор, «черепаха» двигалась к свету не потому, что свет был ей жизненно необходим. В свое время американский физиолог Леб выдвинул теорию, согласно которой реакции низших организмов осуществляются именно по такому «машинному» принципу. Более того, он считал возможным перенести этот принцип и на высшие формы жизни. Совершенно ясно, что он учитывал лишь общность физических законов между машинной и живой системами, но не принимал к сведению отношение этих систем к окружающему миру.
Моделирование процессов жизнедеятельности вообще и нервной деятельности в частности позволило глубже познать эти процессы, но, согласитесь, то был иной путь познания.
Совершенно новым, я бы сказал необычным, был путь создания таких систем, которые вступили в особые, новые отношения со средой, у которых появилось субъективное отношение к окружающему. Я, что необходим мо подчеркнуть сразу, не признаю субъективное в вашем пошленьком понимании. К черту «самокопание», оно так же вредно для познания, как злоупотребление наркотиками!
Я утверждаю, что дело не в ФИЗИЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ ПРОЦЕССОВ, ПРОТЕКАЮЩИХ В ДАННОЙ СИСТЕМЕ, а в ОТНОШЕНИИ К ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЕ. И в этом смысле не имеет значения, какая это система: ОРГАНИЧЕСКАЯ или НЕОРГАНИЧЕСКАЯ, БИОЛОГИЧЕСКАЯ или ЭЛЕКТРОННАЯ.
То, о чем говорил профессор, было так ново для меня. Но усталость от пережитого сегодня мешала мне достаточно четко воспринять слышимое.
— Вижу, что на сегодня для вас довольно и бесед, и впечатлений, — сказал Кэви и знаком дал понять, что я свободен.
Какие странные формы может принимать мысль! Она может двигаться по неведомым путям, независимо от воли. Впрочем, все — бред… Но не в этом дело… Меня сутками беспокоит какой-то навязчивый вопрос. В чем он? Каково его словесное оформление — не знаю… Но он все время подсознательно во мне…
Моя работа — удивительна! Я тихо передвигаюсь по подземным галереям, поднимаюсь и опускаюсь на лифтах, стою на висячих мостиках, у окон иллюминаторов и наблюдаю, наблюдаю, наблюдаю… Порою мне кажется, что я до какой-то степени воспринял форму машинного бытия, что слился с ней. Но это не так. Чаще всего я испытываю подавленность. Невероятная сложность, невероятное совершенство! И все тот же темный, неясный мне вопрос…
Вот он! Я знал, что найду его словесное выражение… Вот он: ВО ИМЯ ЧЕГО?
Как не мог я осознать его раньше? Ведь он жил во мне, кричал во мне, искал выхода.
Я стремлюсь проникнуть в машинную мудрость и предоставить профессору данные… Во имя чего?
Я наблюдаю, как трудятся невероятные машины… Во имя чего?
Я вижу, одни совершенные машины создают другие, еще более совершенные. Во имя чего?
Хорошо же! Я спрошу у них об этом, я получу ответ!
Неумолимый вопрос… На него нет ответа. Я обошел все закоулки подземного царства, я научился понимать машины… Правда, далеко не полностью. Разве можно поспеть мыслью за ними? Машины подавляют.
Боже! Неужели человек так слаб и примитивен! Но в это нельзя поверить, это противоречит всему, всей жизни…
Да, для машин нет ни прошлого, ни будущего, но они находятся в бешеном темпе деятельности. Во имя чего? Может быть, в этом мудрость, как говорил Кэви. Но ведь и он не ответил на вопрос.
Кэви… Этот маньяк… Я ненавижу его! Но где же ответ?
Машины многому научили меня. Я убедился в их удивительных творческих возможностях, но ни одна из них не ответила мне на этот вопрос.
Вот передо мною на огромный постамент взгромоздился нелепый идол. Рядом на тоненьком металлическом стерженьке — микрофон. Я стою у микрофона.
— Вопрос, вопрос, вопрос, — четко говорю я.
Глаза идола разгораются. Он слушает.
— В чем стимул этой непрерывной деятельности, ускоряющегося темпа?
— В совершенствовании, — произносит металлический голос.
— В чем стимул совершенствования?
— В несоответствии частного общему.
— Порочный круг! — восклицаю я. — Но где же ответ, во имя чего? Во имя чего все это?
Идол слушает, молчит… Зажигается красный сигнал «Нет ответа». Почему нет ответа? Ведь есть вопрос? Или на него не может быть ответа?