Железный Грааль

– Одну женщину на девять сторон, – пояснил Манандун, многозначительно шевельнув бровью, и я только тогда понял, что прием не имел отношения к танцам.

Морводумн добрался между тем до сути дела:

– Если он вместе с Рианнон и Аверносом пересек реку и теперь в Царстве Героев…

Если он убит…

…Тогда он может оказаться сейчас среди душ, поселившихся в высокой траве и кривых терновых стволах МэгКаты. И готовится напасть на нас? На собственного брата? А мне что делать, если бой сведет нас меч к мечу, грудь с грудью? Что ждет Горгодумна, если я нанесу удар, прерывающий дыхание? Что будет со мной, если он нанесет скорбный удар?

Вопрос напомнил всем о странных и зловещих сторонах положения, в котором очутились защитники крепости: они воевали с собственными предками… и с собственными нерожденными потомками. Морводумн просто первым решился завести речь об этом прямо в сердце дома правителя. А ведь все эти месяцы каждый в крепости, будь то мужчина или женщина, должно быть, до боли всматривался в смутные тени за стеной, не мелькнет ли знакомый образ мужа, сына или отца, с почетом похороненного ими. И каждый, конечно, таил страх, что увидит любимого когда-то человека с обнаженным против них мечом, с натянутым луком, с занесенным для удара копьем… скорбное дело, как сказал простодушный Морводумн, выразивший общие мысли.

Заботница прервала молчание, установившееся после горестной речи Морводумна.

– Не будет бесчестьем отвернуться от отца или брата, если ты сумеешь узнать их. Тогда уйди с поля. Как я вижу, Тени Героев в наших землях слабы, слабее нас. Помните, сколько рассыпанных костей мы оставили на равнине, возвращаясь на Громовой холм? Кто бы ни привел сюда через Извилистую любимых нами в прошлом или тех, кого мы любим в память того, кем они станут, – он ведет их против их воли. Отравленный, Несущий Смерть вызвал эти деяния. Подобные ему были до него, будут и впредь. Но в нашей стране они появляются лишь по одному в поколение, не чаще. Иногда это добрые люди. Вспомните Кухулина, великого героя Эрина, вспомните его двенадцать подвигов и боевое бешенство. Да, они бывают добрыми. А бывают и злыми. И Мунда, девочка, несущая в себе Свет Прозрения, уже видела его приближение.

Словно услышав свое имя, запертая неподалеку дочь Урты с новой силой принялись выкрикивать свою обиду.

Подобные ему были до него, будут и впредь.

Эта женщина сама когда-то обладала имбас фораснай. Теперь он оставил ее: такой дар неизбежно уходит со временем. Но осталась память, глубокая и подробная, и мудрость, требующая все новых испытаний. Она сумеет воспитать Мунду, девочку, которую ожидает та же дорога.

Зачем понадобилась Стране Призраков Тауровинда? Ответ, быть может, лежал в прошлом крепости, и я обратился за ним к Глашатаю Прошлого.

Я слушал внимательно: его рассказ был красноречив, полон красок и страсти, но вскоре стало ясно, что жрец лишь повторяет заученную наизусть речь и описывает запечатленные в памяти, но непонятные видения. Эти слова веками передавались из поколения в поколение. Точнее, два века, минувшие с тех пор, как правители разоренного Тевтоборга поднялись на этот холм в сердце Альбы и сразились в поединке за право владеть его крутыми склонами и раскинувшимися вокруг лесами. Победителями в тот день стали Дурнадонд и его жена Эвиан. Три из четырех семей изгнанников, бывших с ними, ушли на юг. Одна – на север. Быстро возникли новые королевства, но Громовой холм стал первым Местом Собраний. Здесь собирался первый Совет изгнанников, и его обороняли в первую очередь. Вскоре пять королевств вновь развязали кровавую войну, на сей раз – между собой.

Я знал Дурандонда и ему подобных: моя Тропа, мой вечный путь вокруг мира провели меня через леса и пастбища страны, где благородные предки Урты правили народами, отдававшими все силы на поддержание роскошной и вольной жизни избранных. У избранных не было иного понятия чести, кроме установленного ими для собственного рода: рода знатных воинов, святых и женщин-старейшин – истинных правительниц этих обширных земель.

Помню, как тела воинов – любимцев тех женщин – опускали после битвы в полной броне в огромные золотые кувшины. Эти причудливые гробы запечатывали смолой и погружали в глубокие колодцы, покрывая их мраморными или гранитными плитами, обшивая дубом и украшая полевыми цветами. Изменников благородного рода тоже хоронили – но живыми, в деревянных бочках, сбрасывая их в глубокие ямы и засыпая сырой землей.

Пять династий истощили силы в мелких стычках с вторгавшимися с востока племенами – в том числе с киммерийцами и скифами – и в опустошительной войне с греками, чье войско прошло через четыре страны и два горных хребта. Немалая часть захваченной тем войском добычи пополнила сокровищницу Дельфийского оракула.

Но к падению королевство привела собственная алчность, ожесточившая угнетенный народ.