Железный канцлер Древнего Египта

На следующий же день по своем прибытии в долину Геброна Иосэф, исключительно с помощью братьев, перенес в склеп мумию отца; затем в течение двух ночей подряд под предлогом отправления религиозных обрядов своего племени сыновья патриарха ходили в грот и без помехи зарывали там привезенные сокровища, так как египтяне с презрением и отвращением держались в стороне, убежденные, что «нечистые Аму» тайно приносили человеческие жертвы, конечно, детей – любимейших жертв их кровожадного бога. На утро третьего дня начались, по приказу Иосэфа, похоронные церемонии по обряду египтян. В мрачном безмолвии собрались жрецы и сановники; затем процессия с торжественным пением гимнов величественно направилась к гроту, у входа в который должны были приноситься искупительные жертвы. Присутствовавший здесь Иосэф по обыкновению держал себя гордо и бесстрастно, не обращая внимания на царившее вокруг зловещее молчание и на едва скрываемую ненависть египтян.

Церемония близилась уже к концу, когда произошло общее смятение: только что закололи быка и жертвоприноситель встал, чтобы, – как думали все, – разрубить трепетавшие еще члены жертвы, как вдруг, подняв свой окровавленный священный нож, он бросился на Адона. То был еще молодой, громадного роста человек; его искаженное бешенством лицо, налитые кровью и горевшие дикой злобой глаза были поистине ужасны. Иосэф невольно попятился; один из офицеров его свиты, гикс по происхождению, ухватил безумца за руку как раз в тот момент, когда он наносил удар – нож скользнул и, вместо удара в грудь, нанес Адону глубокую рану в бедро.

Раздались крики: «Измена! Убит Цафнат-Паанеах!» Произошла свалка; одни бросились поддержать облитого кровью Иосэфа, другие кинулись на жреца, стараясь его обезоружить; но жрец, благодаря геркулесовой силе, победоносно отбивался от целого десятка противников. Уже несколько тяжело раненых валялось на земле, как вдруг преступник отскочил назад и с криком: «Умираю за мою страну! Рука счастливее моей найдет дорогу к твоему сердцу, проклятый, смердящий пес!» – вонзил нож себе в грудь и повалился навзничь. Иосэфа отнесли в его шатер и перевязали рану, которая оказалась не опасной; но сильная боль и потеря крови уложили его в постель и более чем на неделю задержали обратное выступление каравана.

Покушение на убийство Адона возбудило в обоих станах глубокое изумление; в первый день крики и вопли стихли только к ночи. Все гиксы, возмущенные дерзостью поступка, громко обвиняли жрецов в потворстве преступлению; но жрецы хотя и сожалели, разумеется, в глубине души, что план Рахотепа не удался и стоил жизни бравому патриоту, – тем не менее, были спокойны: доказательств соучастия не было никаких, и ни фараон, ни Адон не рискнут возложить на целую касту ответственность за безумный поступок фанатика, действовавшего под впечатлением минуты.

Как только силы Иосэфа достаточно восстановились, он тронулся в обратный путь. И в долгие часы, убаюкиваемый равномерным раскачиванием носилок, под давлением охватившего его чувства тоски, он много передумал о своем прошлом и будущем. Покушение Рахотепа представляло ему в совершенно ином свете отчаяние Аснат при прощании с ним и вообще все поведение ее по возвращении из Мемфиса. Так, стало быть, покушение, жертвой которого он чуть было не пал – не безумная вспышка фанатика, а глубоко и издавна задуманное преступление… Аснат знала об этом… и молчала?! А все-таки она любит его и выдала свое чувство; сердце Иосэфа радостно забилось при этой мысли. Целыми днями раздумывал он теперь, стараясь понять сердце этой женщины, бывшей по-прежнему загадкой для него; эта забота заставила Иосэфа забыть на время всю сложность и затруднительность его политического положения. С каким лихорадочным нетерпением жаждал он теперь увидеть поскорее Аснат и прочесть в ее лазурных глазах, какое впечатление произведет на нее его возвращение.

В Танисе привезенное гонцом известие о покушении на жизнь Адона наделало много шуму и вызвало чрезвычайно разноречивые чувства: египтяне злились и сожалели, что тиран уцелел; гиксы с торжеством приветствовали спасение человека, служившего им главной и единственной опорой.