Железный канцлер Древнего Египта

По-прежнему обожание всей семьи Потифэры, начиная с него самого, сосредоточивалось на Аснат, которую все баловали и старались предупредить малейшее ее желание. Молодая девушка вполне ценила свое привилегированное положение, и сознание своей красоты, богатства и успеха в обществе сделало бы ее тщеславной и капризной, если бы не природная доброта и детская беспечность, смягчавшие эти маленькие недостатки. В свою очередь она обожала свою семью, а друг ее детства Гор по-прежнему нравился ей больше всех других. Видимое поклонение красивого офицера и забавляло ее, и льстило ее женскому самолюбию, так как, помимо блестящей партии, какую представлял собою Гор, страсти, возбужденные его золотистыми волосами у дам Гелиополя, ни для кого не были тайной. Несмотря на добрые отношения обеих сторон решительного слова, однако, не было еще произнесено.

– Смотри, отец, – сказал Армаис, – к нам едет Ракапу.

Обе женщины тоже встали, но Аснат одним прыжком очутилась у перил с восклицанием:

– Правда, его колесница остановилась у наших дверей; как же он взволнован и расстроен чем-то!

– Пожалуй, придется идти вниз принять его там? – спросила Майя.

– Нет, здесь так хорошо; иди ты, Армаис, прими благородного Ракапу и проводи сюда к нам, – ответил Потифэра, подходя к столу и наполняя сирийским вином чашу для своего старого приятеля, коменданта Гелиополя, тяжелые шаги которого уже раздавались по лестнице.

Минуту спустя, со свитком папируса в руке, на террасу вошел старый воин. Выражение едва сдерживаемого, кипевшего внутри гнева удивило всех присутствовавших.

– Что с тобой, Ракапу? Случилось что-нибудь? Ты, может быть, желаешь поговорить со мной наедине? – спросил Потифэра, с беспокойством смотря на красное лицо коменданта Гелиополя.

– Со мной что? Тифон пусть свернет мне шею, лучше чем отведать ту особую честь, преподносимую нам фараоном, в которой и тебе частица приготовлена, – хриплым от волнения голосом ответил Ракапу, падая на сиденье близ Майи, которую он приветствовал рукой.

– Ясно, что известия твои неприятны; но, во всяком случае, выпей, вино освежит тебя, а затем сообщи, что так испортило тебе настроение духа, – с улыбкой сказал Верховный жрец, повернувшись к столу, чтобы взять чашу. Но Аснат предупредила его и, выпорхнув, как бабочка, преподнесла чашу из рук отца Ракапу, лукавой улыбкой вымаливая у него позволение – послушать ужасное известие, если это не государственная тайна.

Хмурое лицо старого служаки прояснилось при виде общей любимицы; он дружески потрепал ее по щеке и, осушив кубок, объявил, что привезенное им известие – не секрет.

– Смотри-ка, Гор, этот бесенок Аснат собирается вскружить голову Ракапу, – прошептал Армаис, смеясь, на ухо своему другу, покуда комендант развертывал папирус и читал указ Апопи, предписывавший оказывать Иосэфу во время его пребывания в Гелиополе, царские почести. Негодование отразилось на лицах присутствующих; Потифэра вспыхнул.

– Что? Ну, разве эта выдумка не выходит за пределы возможного и позволительного? – спросил Ракапу, стукнув кулаком по столу, так что зазвенела вся посуда.

– Это еще не все! К указу приложены таблички с приказанием устроить народное празднество и целый ряд пиров в честь Адона, который прибудет на той неделе. А так как приезд его совпадает с праздником Тафнут, то предписывается: место Апопи в священной процессии оставить этому… – Ракапу энергично сплюнул. – Ну, ты, конечно, получишь свои инструкции! А я все-таки повторяю, что фараон превышает меру нашего долготерпения, требуя, чтобы первейшие лица во всем Египте оказывали царские почести этому нечистому животному…

– Который был рабом в доме моего зятя Потифара, – вставил Потифэра дрожащими губами.

– Ха, ха, ха! – засмеялся Ракапу. – Любимец, достойный своего покровителя! Только нечистый «Шасу» и мог возвести в Адоны это скверное животное. Ну, да от этого не легче; придется эту скотину поместить во дворец и вместо палок встречать с почестями! Тяжелее всего, что нельзя ему выпалить в рожу все то презрение и ненависть, которые он нам внушает…

– А мне так очень интересно взглянуть на него; Нефтида, дочь иерограммата Рамзеса, видела Адона в прошлом году в Мемфисе и говорит, что он прекрасен, как Горус! – заметила Аснат, интересовавшаяся гораздо более предстоящими празднествами в честь Адона, чем вопросом о его происхождении.

– Сравнение с богом бывшего раба тетки не делает чести твоей подруге, – сказал Потифэра, нахмурив брови. – Во всяком случае, ты его не увидишь и не будешь присутствовать на позорных для всех нас торжествах.

– Но как же, отец? Ведь все на них будут? – с неудовольствием сказала Аснат.