Политические события всецело поглотили Адона; гигантский план, предложенный им фараону в первый же день своего возвышения, начал осуществляться; все чаще и чаще приходили к нему из Верхнего Египта и еще более отдаленных областей закладывать свои земли; золото лилось в руки сурового правителя, медленно, но настойчиво захватывавшего всю страну Кеми, от дельты до порогов, невидимой, но прочной сетью – так как нужда и голод плели ее петли.
И вот, в то время как голод свирепствовал во всей стране, а нищета и лишения росли со дня на день, – колония кочевников, пришедшая с Яакобом и водворенная в самой плодородной части земли Гошен, проживала в изобилии и богатстве, так как Иосэф в устройстве своей семьи проявил величайшую щедрость. Вблизи Таниса Яакоб с сыновьями владел обширным и удобным поместьем, окруженным садами; хлеб и другие припасы доставлялись им в большем количестве, чем они могли употреблять, и лучший скот из бесчисленных стад, закладываемых и продаваемых Египтом, незаметно исчезал в загонах племени Бэни-Израэль. Сверх того, они же были назначены смотрителями стад фараона, что дало им почетное и выгодное положение.
Весьма понятно, что вид этих сытых и богатых чужеземцев, живших в полном изобилии, словно на цветущем островке, – до которого едва доносился рокот волн окружавшего океана нищеты и отчаяния, – возбуждал в сердцах египтян жестокую ненависть и злобу, предвещавшие в минуту взрыва одну из тех ужасных народных бурь, которые, как ураган, сметают все на своем пути.
Иосэф не обращал внимания на эти опасные признаки, а может быть, и не замечал их. Честолюбие наполняло его душу; гордый своей властью и могуществом, он все более и более жестоко третировал надменные и полные предрассудков высшие касты.
Разве не был он настоящим фараоном? Слабый и болезненный Апопи рядом с ним был простым носителем царского титула, удобным в его руках орудием, узаконивавшим власть Адона.
Преследуя цель – обеспечить членам своей семьи выдающееся положение, – Иосэф взял к себе в дом двух девушек: одна из них, дочь его брата Бэннамина, была еще четырехлетним ребенком; другой, Сераг, пятнадцати лет, Адон еще не выбрал мужа, хотя и рассчитывал пристроить ее за кого-нибудь из высшей аристократии. Обе девушки должны были пока воспитываться в доме дяди и получить образование египтянок.
Аснат страстно противилась водворению в ее доме этих дикарок, внушавших ей непреодолимое отвращение, и хотя должна была уступить упорству мужа, но не переставала относиться к ним с ледяным равнодушием, предоставив все заботы об их воспитании и костюме наставницам, приставленным к ним Иосэфом.
Новые семейные несогласия очень раздражали Адона; при этой домашней неурядице единственное существо, на полную и бескорыстную привязанность которого он мог рассчитывать, был его отец, – к нему-то, при малейшей возможности, и отправлялся Иосэф отводить душу.
И вот однажды, особенно взбешенный хотя и пустым, но очень неприятным для него случаем, он приказал запрячь колесницу и в сопровождении нескольких всадников отправился к Яакобу.
Со вчерашнего дня все в нем кипело от гнева: на пире, на котором была собрана вся знать Таниса, присутствовала и Сераг; племянница властного канцлера была встречена как равная и принята ласково. Грубая и невоспитанная девушка резко бросалась в глаза своим безвкусным туалетом и манерами, к чему добавила еще несколько грубых промахов, которых общество хотя и постаралось не заметить, но которые, тем не менее, заставили Иосэфа побагроветь с досады. Аснат же ни словом, ни жестом не постаралась помочь Сераг или загладить ее неловкость. Насмешливый, презрительный взгляд Армаиса, который уловил Иосэф, окончательно взбесил его, – и как дорого стоил этот взгляд впоследствии бедному юноше!
Яакоб, как всегда, встретил сына с радостью и провел на лужайку, в центре которой, под тенью большой смоковницы, усадил его на скамью – положение, не допускающее быть подслушанным.
Сильно изменился патриарх с того дня, как мы впервые познакомили с ним читателя; теперь это был уже полуслепой, согбенный, дряхлый старец, жизнь которого видимо клонилась к концу. Одет он был в шерстяную, богато вышитую тунику; рядом с ним на столе стояла серебряная, редкой работы чаша и амфора вина из Пелузия.
Братья поспешили удалиться, встретив Иосэфа, по обыкновению, земными поклонами, от которых ему так и не удалось их отучить. В своем простодушии они никак не могли побороть в себе того недоверия, которое питали к могущественному Адону, придавая мало значения родству с ним и опасаясь всегда, как бы брат, с которым они некогда поступили предательски, не задумал отомстить им. А что он не забыл причиненного ему зла, доказывала их первая с ним встреча.
Иосэф казался печальным и усталым; облокотившись на стол, он задумался и, сорвав ветку с куста, стал машинально ее ощипывать своими выхоленными, всеми в перстнях, пальцами.