Читаем Железный король полностью

В силу странного хода мыслей, который нередко уводит умирающих от их настоящего к самым далеким воспоминаниям, Филипп в те последние дни, что оставалось ему жить, с неестественной настойчивостью требовал к смертному своему ложу Пьера де Латиля, епископа Шалонского, товарища своих детских игр. Почему именно понадобился ему Пьер де Латиль? Приближенные короля недоумевали по поводу столь неожиданного желания, искали тайных мотивов, тогда как это была простая игра памяти. И к этой именно навязчивой мысли вернулся король, выйдя из оцепенения, которым сопровождался второй удар.

– Да, государь, вызвали, – ответил брат Рено, – удивительно, что он еще не прибыл.

Великий инквизитор лгал; он действительно отрядил гонца в Шалонь, но по соглашению с его высочеством Валуа приказал ехать гонцу самым дальним путем с тем расчетом, чтобы епископ Пьер прибыл к королю с запозданием.

Брату Рено предстояло сыграть слишком важную роль, и он не желал делиться ею с каким бы то ни было другим священнослужителем. И впрямь, исповедником короля полагалось быть лишь Великому инквизитору Франции, и никому иному. Слишком много общих тайн связывало их, и нельзя было допустить, чтобы тайны эти в момент кончины короля достигли чужих ушей. Итак, могущественному владыке было отказано видеть друга, того, кого он пожелал избрать в провожатые, отправляясь в последний путь.

– Вы долго беседовали со мной, брат Рено? – спросил король.

Великий инквизитор, толстяк с жирным отвислым подбородком, с черными маленькими глазками, с голым черепом, окруженным косицами жестких пожелтевших волос, должен был, ссылаясь на волю Небес, довести до сознания короля то, что хотели слышать от него живые.

– Государь, – начал он, – если Господь Бог призовет вас к себе, как может призвать Он любого из нас в любое время, Он отблагодарит вас за то, что вы оставляете государственные дела в полном порядке.

Король ничего не ответил.

– Я уже исповедовался, брат Рено? – спросил он, помолчав.

– Да, государь, еще позавчера, – ответил доминиканец. – Исповедь, достойная вас, она привела всех нас в восхищение, и те же чувства вызовет у всех ваших подданных. Вы сказали, что раскаиваетесь в том, что обложили ваш народ и особенно Святую церковь непомерными налогами, но что вы не просите прощения у тех, кто, возможно, и погиб в результате ваших действий, ибо вера и справедливость должны идти рука об руку.

Великий инквизитор повысил голос с таким расчетом, чтобы его слышали все присутствующие в опочивальне.

– Я говорил это? – спросил король. – Действительно говорил?

Он уже не знал, действительно ли произнес эти слова, или же брат Рено измыслил их, дабы королевская кончина была поучительной, как то полагается великим мира сего. Филипп только прошептал «погиб», но оспаривать слова брата Рено не хватило сил. Он знал, что скоро сам войдет в сонм погибших.

– Необходимо, чтобы вы сообщили нам вашу последнюю волю, государь, – терпеливо, но настойчиво продолжал брат Рено.

Он немного отступил, чтобы не застить королю, и тот внезапно заметил, что опочивальня полна народу.

– А-а, я всех вас узнаю, всех, кто находится здесь.

Казалось, он сам удивлялся тому, что способен еще узнавать людей.

А они все собрались вокруг его смертного одра: три его сына, два его брата, и лекари, державшие наготове тазы и ланцеты, и первый камергер, и Ангерран де Мариньи. Позади толпились пэры Франции, вся высшая знать и какие-то люди помельче – всех их свели здесь обстоятельства или обязанности. Присутствующие перешептывались.

– Да-да, – повторил король, – я вас всех хорошо узнаю.

Но видел он сквозь дымку, застилавшую взор.

Кто этот великан, что стоит у стены и на целую голову выше всех остальных? Ах, да это же Робер Артуа, забияка, шелапут, который причинял ему столько хлопот… А эта крупная женщина, которая стоит неподалеку от постели и засучивает рукава жестом повивальной бабки? Он узнал и ее – это его кузина, зловещая графиня Маго.

Король подумал о всех незавершенных делах, о всех этих противоречивых интересах, которые и есть жизнь народа.

– А Папу еще не выбрали, – пробормотал он.

А сколько других вопросов толпилось и сталкивалось в его уже помутневшем сознании! Не улажено еще дело с принцессами-прелюбодейками; сыновья его не имеют жен, но не могут вступить в новый брак… Не решен еще фландрский вопрос…

Каждый человек отчасти склонен думать, что мир родился вместе с ним, и мучится, прощаясь с жизнью, так как ему кажется, что вместе с ним обрываются пути Вселенной.

Король задвигался на подушках, ища глазами Людовика Наваррского. Тот стоял, безжизненно опустив руки, тяжело дыша впалой грудью; он не отрывал глаз от отца, но думал только о себе.

– Вникните, Людовик, вникните, – шептал Филипп Красивый, – что значит быть королем Франции! Как можно скорее ознакомьтесь с состоянием вашего королевства.

Граф Пуатье старался сохранить обычное бесстрастие, а Карл, младший сын короля, с трудом удерживался от слез.

Брат Рено обменялся с его высочеством Валуа заговорщическим взглядом, который говорил: «Пора вам вмешаться, ибо времени не остается!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Проклятые короли

Железный король. Узница Шато-Гайара
Железный король. Узница Шато-Гайара

В трагическую годину История возносит на гребень великих людей; но сами трагедии – дело рук посредственностей.В начале XIV века Филипп IV, король, прославившийся своей редкостной красотой, был неограниченным повелителем Франции. Его прозвали Железный король. Он смирил воинственный пыл властительных баронов, покорил восставших фламандцев, победил Англию в Аквитании, провел успешную борьбу с папством, закончившуюся так называемым Авиньонским пленением пап.Только одна сила осмелилась противостоять Филиппу – орден тамплиеров.Слишком независимое положение тамплиеров беспокоило короля, а их неисчислимые богатства возбуждали его алчность. Он затеял против них судебный процесс.И не было такой низости, к которой не прибегли бы судьи на этом процессе.Но можно ли считать, что лишь последствия этого неправедного судилища ввергли Францию в пучину бедствий?

Морис Дрюон

Исторические приключения

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза