Железный король

Замок, как успел заметить Гуччо, был просто-напросто большим и довольно ветхим домом; рва, которому положено защищать каждый приличный замок, не было, его роль играла речушка; башни были низенькие, а кругом дома стояли грязные лужи. Во всем чувствовались бедность и запустение. Крыша во многих местах прохудилась; обитатели голубятни, видно, давно уже разлетелись; покрытые мхом стены пошли трещинами, соседний лес сильно поредел, и в просветы видны были сотни пней.

Когда юный итальянец въехал во двор, там уже шло настоящее побоище. Три королевских пристава, размахивая жезлами, украшенными традиционной лилией, отдавали приказания каким-то оборванцам – очевидно, крепостным мадам де Крессэ, а те в панике сгоняли скотину, связывали попарно быков, выносили с мельницы мешки с зерном и швыряли их в повозку прево. Крики приставов, тяжелый топот обезумевших от страха крестьян, блеяние овец, пронзительное кудахтанье кур – все это сливалось в оглушительный шум.

Никто не обратил внимания на вновь прибывшего, никто не принял его коня, и Гуччо самому пришлось привязать коня к столбу с кольцом. Только старик крестьянин, проходя мимо, обратился к нему:

– Беда пришла в этот дом. Да будь хозяин жив, он бы тут же снова богу душу отдал. Неправедное дело, ох, неправедное!

Дверь, ведущая в дом, была открыта, и оттуда доносились громкие крики спорящих.

«Кажется, я попал сюда не в добрый час», – подумал Гуччо, окончательно разозлившись.

Одним махом он взлетел на крыльцо, пошел на крик и очутился в длинной мрачной зале с каменными стенами и бревенчатым потолком.

Молоденькая девушка, которую он не успел толком разглядеть, выбежала ему навстречу.

– Я прибыл по делам и хотел бы побеседовать с кем-нибудь из здешних хозяев, – бросил Гуччо.

– Меня зовут Мари де Крессэ. Мои братья вот тут, и матушка тоже, – нерешительно произнесла девушка, указывая куда-то в глубь залы. – Они сейчас очень заняты...

– Ничего, я обожду, – прервал ее Гуччо.

И, желая показать, что церемониться в таком доме нечего, он уселся перед камином и даже протянул ноги к огню, хотя в этом не было никакой нужды, ибо он ничуточки не замерз.

В глубине залы стоял истошный крик. Мадам де Крессэ при поддержке двух своих сыновей – высоких и краснолицых парней: одного бородатого, другого безбородого, – пыталась дать отпор какому-то человеку, который, как понял Гуччо по отдельным доносившимся до него словам, был прево Портфрюи.

Владелица замка Крессэ, больше известная в округе под именем мадам Элиабель, дама пышногрудая, быстроглазая, с достоинством носила свои сорок лет, свои роскошные телеса и свое вдовье одеяние.

– Мессир прево, – кричала она, – мессир прево, мой супруг задолжал лишь потому, что снарядил войско для короля, а сам получил на войне больше ран, чем добычи; хозяйство тем временем без мужского глаза пошло вкривь и вкось. Мы всегда платили подать и налоги, всегда раздавали милостыню божью. Ну-ка назовите мне, кто по всей округе был исправнее нас? И все для того, чтобы жирели да набивали мошну такие люди, как вы, мессир Портфрюи, чьи прадеды пришли сюда босиком, а теперь вы еще и грабить нас вздумали!

Гуччо огляделся вокруг. Несколько табуреток, грубо сколоченных доморощенным столяром, два стула со спинками, вдоль стены простые скамьи, сундуки и поперек комнаты длинная перегородка с занавесью, позади которой виднелся соломенный тюфяк, – составляли всю меблировку. Над камином висел старый, полинялый герб-щит, без сомнения принадлежавший покойному сиру де Крессэ.

– Я буду жаловаться графу де Дрэ! – кричала мадам Элиабель.

– Граф де Дрэ не король, а я выполняю королевский приказ, – отбивался прево.

– А я вам не верю, мессир прево. Не верю, чтобы король давал такие приказы – обращаться как с преступниками с людьми, которые получили дворянство два века назад. Значит, все в государстве пошло вверх дном.

– По крайней мере, дайте нам хоть время, – вмешался бородатый сын. – Мы будем вносить долг в рассрочку – небольшими суммами. Нельзя же брать людей за глотку.

– Хватит болтать! Я вам уже предоставлял рассрочку, а вы и гроша не заплатили, – отрезал прево.

Ручки у него были коротенькие, лицо круглое, говорил он резким тоном.

– Меня на то и назначили прево, чтобы взимать с людей долги, а не слушать их жалобы, – продолжал он. – Вы задолжали казне триста двадцать ливров и восемь су; если у вас такой суммы нет, тем хуже для вас. Я наложу арест на имущество и назначу торги.

«Этот малый, – думал Гуччо, – говорит как раз то, что намеревался я им выложить, и, когда он уберется прочь, мне уже нечего будет взять. Ну и путешествие! Пора, кажется, мне вмешаться».

Гуччо злобно поглядывал на прево, который у него под носом перехватил добычу и испортил эффектную роль, к которой готовился сам юноша.