Железный крест

Во рту появился отвратительный сладковатый привкус. Мартин собрался и двинулся к трупу, сделав Пауле предостерегающий знак — лучше ей остаться на месте.

Она мысленно согласилась. Чем меньше полицейских башмаков будет здесь топтаться, тем лучше.

— Да… — выдохнул Мартин, борясь с подступающей тошнотой, — о естественной смерти говорить тут не приходится.

Несмотря на то что труп был в очень плохом состоянии, не оставалось сомнений в том, что череп покойника был размозжен сильным ударом. Мартин повернулся и вышел из комнаты, Паула за ним. Он жадно вдохнул несколько раз свежий осенний воздух. Тошнота немного отступила.

— Это убийство, — сказал он подошедшему Патрику. — Работа для Турбьёрна с его ребятами. Нам здесь больше делать нечего.

— Понятно. — Патрик задумчиво кивнул. — А не могу ли я…

Он оборвал себя на полуслове и выразительно посмотрел на коляску.

— Давай, — бледно улыбнулся Мартин, все еще борясь с тошнотой. — Я пригляжу за малышкой.

— Ци-ты, — сообщила Майя, показала на цветущую клумбу и разулыбалась.

— А ты тоже заходила?

Паула кивнула.

— Не особенно приятное зрелище. Думаю, он там с весны сидит. Во всяком случае, это моя оценка. Навскид, так сказать.

— Ты, наверное, всего нагляделась в Стокгольме?

— Такой срок — редкость. Пару раз, может быть, видела, не больше.

— Я зайду на секунду, лишняя пара глаз не помешает… у меня, собственно, отпуск по ребенку…

Паула улыбнулась.

— Трудно удержаться? Понятно… Но Мартин, кажется, справляется…

Мартин сидел на корточках рядом с Майей и что-то бормотал, показывая на еще не отцветшую клумбу осенних астр.

— Мартин — скала. Во всех смыслах, — заверил Патрик и направился в дом.

Он появился через несколько минут.

— Согласен с Мартином. Никаких сомнений — здоровенная рана на голове.

— Ничего подозрительного. — Из-за угла появился слегка запыхавшийся Мельберг. — А там что? Ты видел, Хедстрём?

— Конечно же, убийство. Ты позвонил техникам?

— Сейчас позвоню. Я же как-никак шеф в этой психушке, — произнес Мельберг вроде бы шутливо, но одновременно и значительно. — А что ты, собственно, здесь делаешь? У тебе же отпуск по ребенку, а ты выскакиваешь откуда-то, как черт из табакерки.

Он повернулся к Пауле и продолжил:

— Никак не привыкну к этим новомодным штучкам: мужики сидят дома и меняют подгузники, а бабы в мундирах ходят с пистолетами. — Он осуждающе покачал головой и пошел к машине звонить криминалистам.

— Добро пожаловать в полицейское управление Танумсхеде, — сухо прокомментировал Патрик и получил в ответ веселую улыбку.

— Не бери в голову, таких полно. Если бы я обращала внимание на динозавров, давно бы вымерла сама.

— Хорошо, что ты это понимаешь. А Мельберг, по крайней мере, последователен — он ко всем так относится.

— Утешил, — засмеялась Паула.

— Чему смеетесь? Над собой смеетесь? — С Майей на руках подошел Мартин.

— Мельберг, — хором сказали Патрик и Паула.

— Чем он теперь отличился?

— Все то же… — Патрик принял Майю. — Но Паулу, похоже, так просто не возьмешь, значит, ничего страшного. Ну что, старушка, пойдем домой? Помаши дяде с тетей ручкой.

Майя замахала ручонкой и во весь рот улыбнулась Мартину. Мартин просиял.

— Как? Ты забираешь мою девчушку? А мы-то с ней как раз собирались… — Мартин выпятил нижнюю губу, соорудив таким образом плаксивую мину.

— У Майи один кавалер — папа, — сказал Патрик и пощекотал носом шею малышки.

Та зашлась от смеха. Он устроил ее в коляске поудобнее и отдал честь.

— Пока! — попрощался Патрик, пытаясь разобраться, чего ему больше хочется — уйти или остаться.

Она была в отчаянии. Какой сегодня день? Понедельник? Или уже вторник? Бритта нервно мерила шагами гостиную. Это было невыносимо — чем больше она старалась что-то вспомнить, тем быстрее ускользала нить. Когда сознание немного прояснялось, ей начинало казаться, что достаточно небольшого усилия — и она с этим справится, заставит мозг подчиниться воле. Но понимала, что это не так — ее интеллект распадался, она быстро теряла способность запоминать, различать факты, лица, время.

Нет, все-таки понедельник. Сегодня понедельник. Вчера приходили дочки со своими семьями, они ужинали вместе. Значит, вчера было воскресенье. А сегодня — понедельник. Она остановилась и вздохнула с облегчением. Маленькая, но победа. Сегодня понедельник.

И вдруг полились слезы. Он присела на край дивана, обитого тканью с мотивом в стиле Йозефа Франка.[1] Они с Германом вместе выбирали… вернее, она выбирала, а он одобрительно хмыкал, чтобы доставить ей удовольствие. Если бы она предпочла оранжевую обивку с зелеными пятнышками, он бы тоже хмыкал, так же одобрительно. Герман, да… А где он, собственно? Она беспокойно провела пальцем по цветочному орнаменту дивана. Она же знала, где он. Бритта легко вызвала в воображении его шевелящиеся губы — он ясно и определенно сказал, куда идет. Даже повторил несколько раз: я иду… а куда? Та же самая история… все ускользает, факты играют с ней в прятки, словно издеваются.