Железный крест

— Это, наверное, моя вина, — мягко сказала она. — Но ты не права — мы всегда тебе рады. И вы с Майей так хорошо играете… Единственное, что я прошу, — чтобы ты уважала нашу личную жизнь. Это наш дом, и мы, повторяю, тебе рады. Но позвонить-то можно перед приходом! Может быть, мы заняты чем-то другим, может, у нас другие планы. А ты приходишь и начинаешь читать лекции, как мы должны вести дом и как воспитывать ребенка. Поэтому и такая реакция. Если ты согласна соблюдать эти простые правила — объятия открыты! К тому же Патрик, я думаю, будет очень рад, если ты его разгрузишь, пока он занимается ребенком.

— Могу себе представить! — Кристина искренне засмеялась. — Как у него дела?

— Первые дни были довольно сумбурными. — Эрика рассказала, как Патрик показывал Майе место преступления и как малышка полдня провела в отделе полиции. — Но теперь, мне кажется, мы с этим разобрались.

— Вот они, мужчины… Помню, как Ларс первый раз остался вдвоем с Лоттой. Ей тоже было тогда около года, и я в первый раз позволила себе пройтись по магазинам. Через двадцать минут ко мне подошел приказчик: оказывается, Ларс звонил и просил вернуться домой — критическая ситуация… Я оставила все покупки и помчалась домой.

— И что случилось? — Эрика широко открыла глаза.

— Сейчас услышишь! Он не нашел подгузники и решил, что можно использовать мои прокладки. Когда я пришла, он пытался закрепить прокладки скотчем.

— Нет! — воскликнула Эрика, заражаясь весельем Кристины.

— А вот и да! Постепенно кое-чему научился… Он был хорошим отцом, Ларс… но времена изменились.

— К вопросу о временах. — Эрика воспользовалась зацепкой, чтобы сменить тему и начать разговор о том, ради чего, собственно, пришла. — Знаешь, я начала собирать кое-что о маме… о ее детстве… ну и так далее. Нашла какие-то старые вещи на чердаке, старые дневники… и захотелось узнать побольше.

— Дневники? И что в них написано? — неожиданно резким тоном спросила Кристина, пристально глядя на Эрику.

Эрика немного удивилась такой реакции.

— Ничего особенного — обычные записи девочки-подростка. Забавно, она много пишет о своих приятелях, с кем дружила тогда. Эрик Франкель, Бритта Юханссон, Франц Рингхольм. И вдруг двоих из них убивают с интервалом в пару месяцев. Эрика и Бритту. Все может быть, но очень уж странное совпадение.

Кристина недоверчиво уставилась на нее.

— Бритта умерла? — По всему было видно, что ей трудно переварить эту новость.

— А ты разве не знала? Сарафанное радио еще не сработало? Два дня назад дочь нашла ее мертвой. Судя по всему, ее задушили. Муж утверждает, что это он ее убил.

— Эрик и Бритта погибли… — сказала Кристина задумчиво.

— А ты их знала?

— Нет. Хотя можно сказать, что знала — по рассказам твоей матери.

— А что она рассказывала? — Эрика подвинула стул поближе. — Это-то я и хотела узнать. Ты же много лет дружила с Эльси. Если кто-то и знает что-то о маме, так это ты. Сорок четвертый год… Дневник обрывается резко, будто она в один прекрасный день разучилась писать. А может быть, где-то есть продолжение? В последней тетрадке она пишет, что у них поселился норвежец, боец Сопротивления Ханс Улавсен. Я нашла старые газеты. Кое из чего можно понять, что вся четверка с ним была хорошо знакома. А он куда делся? — Эрика не особенно заботилась, чтобы вопросы ее звучали логично.

Кристина сидела молча. Лицо ее не выражало ровным счетом ничего.

— Я не могу ответить на твои вопросы, Эрика… — тихо сказала она наконец. — Просто не знаю ответов. Единственное, что мне известно точно. — Эльси рассказывала, что Ханс Улавсен сразу после окончания войны уехал в Норвегию. И исчез. Она его никогда больше не видела.

— А они были… — Эрика задумалась, подыскивая подходящее выражение. — А Эльси… она его любила?

На этот раз Кристина молчала очень долго. Она обвела пальцем чуть не весь рисунок на клеенке. Потом посмотрела Эрике прямо в глаза.

— Да. Она его любила.

День выдался просто замечательный. Он произнес эту фразу вслух, и она показалась ему чуть не откровением. Он уже давно не задумывался, почему некоторые дни лучше, чем другие, и лучше ли. Но сегодня и в самом деле был такой денек. Конец лета, начало осени. Теплый, ласковый ветерок. Солнце потеряло свой сухой летний блеск, и весь сад залит мягким абрикосовым светом. Золотые жетоны березовых листьев на изумрудной зелени газона… просто замечательный, превосходный день.

Он подошел к окну в эркере, заложил руки за спину и посмотрел в сад невидящими глазами. Он видел перед собой Бритту — светловолосую, красивую Бритту, которую всегда считал пустышкой. Хорошенькая вертихвостка. Подружка Эрика… Он никогда не воспринимал ее всерьез. Она была еще ребенком, а он занимался своими делами. Тем, что могло быть сделано и должно быть сделано. Если она и присутствовала в его сознании, то где-то на самой периферии.