И, вывалив на гостью все новости, вновь возвысила голос:
– Папочка! Ты одет?
Из кабинета вновь послышался слабый, глухой голос, заглушенный кашлем. Натэлла снисходительно махнула рукой:
– Ну, тебя шокировать трудно, иди. Он последние дни все шатается по дому в своей ночнушке… Я тебе кофе сварю. Хочешь вина? Вчера из дома прислали.
Александра отказалась от вина и прошла в кабинет, служивший Макарову также и спальней. Коллекционер, сидевший в постели, приветствовал ее римским салютом, приподнявшись на огромной подушке, засунутой за спину:
– Аве, Саша! Бесконечно рад видеть. Давай выпьем!
– Сергей Леонтьевич, – Александра, привыкшая к гостеприимству Макаровых, с улыбкой присела в кресло рядом с постелью. – Вам же нельзя алкоголь, с вашими лекарствами.
– Милая моя, мне ничего нельзя, если послушать врачей, – коллекционер глухо закашлялся и прижал к серым губам махровое полотенце, висевшее у него на шее. – Жить тоже нельзя. А я все живу. Позови Натэллу!
Хозяйка дома появилась без зова, неся на подносе три бокала, пузатый керамический кувшин и три крошечные чашки кофе. На блюдце лежали очищенные грецкие орехи. Ставя поднос на столик рядом с постелью, она небрежно отодвинула коробки с лекарствами:
– Попробуй, Саша, это прошлогоднее вино, последняя бутылка. Нового еще нет. Год был не очень удачный, может быть, получится кислятина. А это хорошее, из бабушкиной деревни. И орехи оттуда.
Она разлила вино. Коллекционер поднял свой бокал:
– Твое здоровье, Саша! И за встречу!
Выпив, он приободрился, тусклые глаза, утонувшие под набухшими веками, заблестели. Тучный, седой, с величественным профилем, облаченный в широкую ночную рубашку больничного образца, Сергей Леонтьевич был похож на расхворавшегося патриция. Он начал шутить, Натэлла, пуская клубы дыма, смеялась и настойчиво угощала гостью. Александра тоже улыбалась, обводя взглядом стены кабинета, сплошь увешанные картинами. В редких просветах между рамами едва виднелись поблекшие обои. С тех пор, как она здесь не бывала, некоторые полотна исчезли, сменившись новыми. Плотные коричневые шторы были задернуты почти наглухо, и на письменном столе, заваленном книгами, горела большая лампа с витражным абажуром. Сияющее августовское утро осталось словно в другом мире. Здесь были вечные сумерки, остановленная минута перед самым закатом.
Попадая в этот дом, поставленный на широкую ногу, но запущенный, словно в нем жили лишь время от времени, она испытывала нечто вроде чувства невесомости. Макаров был болен всеми возможными болезнями, но как будто их презирал. Не имея прямых наследников, он продолжал страстно собирать коллекцию, не заботясь о том, кому она достанется. Натэлла ухаживала за мужем с полной самоотверженностью, но совершенно не настаивала на соблюдении режима и диеты, что могло окончиться трагически. Слов «смерть» и «будущее» как будто вовсе не было в лексиконе этой пары. Супруги могли бы показаться беспечными, даже инфантильными, но у Натэллы был большой и успешный бизнес, связанный с торговлей продуктами, а Сергей Леонтьевич часто и умело перепродавал купленные картины, отлично при этом зарабатывая. У Натэллы имелась недвижимость в Калифорнии и вид на жительство. Жена коллекционера проводила в Америке несколько месяцев в году, отдыхая на побережье и по очереди гостя у многочисленных родственников во всех концах страны. В это время о Макарове заботилась домработница, и сам коллекционер признавал, что только «при Ире» он правильно питается и вовремя принимает все лекарства.
Как выяснилось в разговоре, Натэлла на днях снова собиралась уезжать.
– Нет, папочка, больше не дам, – она отняла у мужа бокал, который тот просительно ей протягивал. – Нет-нет. Потом всю ночь будешь мучиться, а мне послезавтра улетать. Пей кофе. Саша, ты по делу? Тогда я вас оставлю.
– Да разве Саша зайдет к нам без дела? – вздохнул Макаров. – С нами скучно…
Александра запротестовала, но коллекционер ее оборвал:
– Ничего, ничего, мне самому с собой скучно… Да и некогда тебе. Выкладывай, с чем пришла? Натка, что на обед? Саша, ты обедаешь с нами!
Натэлла немедленно вскочила и отправилась на кухню. Она готовила много и охотно, вкладывая в этот процесс всю душу, и очень огорчалась, что мужу были запрещены почти все блюда, которыми она славилась среди друзей. Единственной отдушиной для Натэллы были гости. Александра ни разу не ушла от Макаровых, не пообедав или не поужинав.
Когда за Натэллой закрылась дверь, коллекционер подался вперед и осведомился изменившимся, вовсе не шутливым тоном:
– В самом деле, есть что-то интересное?
– Есть, – Александра потянулась было к сумке, но тут же убрала руку. Ей не хотелось показывать весь каталог. – Я сразу пошла к вам, как только узнала… Вспомнила ваших передвижников.
– Так, – без всякого выражения произнес коллекционер. Его глаза вновь потускнели. Могло показаться, что он разом потерял интерес к теме разговора, но Александра знала, что этот равнодушный тон означает обратное.
– Маковский, Ярошенко… – осторожно выговорила Александра. Сделав паузу, закончила: – И Репин.